Пастыри чудовищ. Книга 2 (СИ)

Тихо плачет вода, омывая подножие каменного алтаря: Камень и вода — две основы для магии в Кайетте. Благословенные Воды, которые позволяют людям ходить и смотреть через себя, пронизывают бывший мифический ковчег — и забирают магов в себя после смерти, отнимают бесполезный теперь Дар и относят обратно к Камню — чтобы можно было отдать другим…

— Дышать нечем, — Мел и морщит нос. Родник, пробивающийся через плиты Ритуального Зала Линешентов, отдаёт гнилостными, болотными испарениями. Вместо того, чтобы тихонько журчать в прорезанных канальцах на полу — вода вытекает, как ей вздумается, образует прикрытые ряской лужи в углах. И на чёрных стенах, которые когда-то были пронизаны серебряными прожилками — пятна слизи и плесени.

Грудь давит не только спёртый воздух и запахи испорченной воды. В Ритуальном Зале свилась, скрутилась змеёй недобрая магия. Глядит из стен и из алтаря. Покрывает бурыми пятнами серебряную чашу и нож на белых плитах, возле камня.

— Единый, — бормочет жених Мел. Янист Олкест уже помог Джиорелу Линешенту опустить полусонного мальчика возле алтаря, туда, где посуше. — Вы чувствуете? Печать давит. Тут всё пронизано чарами…

— Великого и древнего рода, — злорадно добивает Мел. На лице у неё так и написано: «И вот в такое ты хотел меня затащить, а?!»

Олкест не краснеет. Он бледен, неразговорчив и прижимает к себе книги едва заметно подрагивающими руками. Он нынче — главный, хотя и убил весь вечер на то, чтобы перевести тексты обрядов на общекайетский.

— Так… нужно зажечь светильники. В Ритуальном Зале Драккантов они загорались при входе, а тут…

Хрустальные светильники-артефакты зажигает Мел. Прижимает к ним пальцы и пробуждает живое оранжевое пламя. Ручьи и лужи на полу тут же окрашиваются то ли огнём, то ли кровью.

«Мы возьмём и тебя, — вышёптывают бурые воды, мутные ручейки с запахом тлена и древности. — Унесём тебя в Водную Бездонь…»

Гриз усмехается коротко, иронически.

Воды не властны надо мной. Воды и камни. Мой Дар — в крови от рождения. Дан землёй, и в неё вернётся.

Соора присела над сыном, вытирает ему вспотевший лоб. И шепчет, шепчет, о том, как Гарлон Линешент звал её принцессой, и радовался тому, что у неё мальчик, и обещал ей для сына большое будущее. Мол, после Посвящения у Камня сын не куда-нибудь — в настоящий пансион поедет, будет учиться, как благородные учатся, а потом уж сперва пойдет служить, ну а дальше господин Гарлон своего сыночка не забудет, пристроит…

— С Деймоком возился, когда маленький тот был… Своих-то детей с первой женой у них не было. А тут, когда мальчик мой из пансиона приехал — совсем уже не радовался, да. Хотел даже отправить его куда-то, да господин Порест не дал, что ли.

Джиорел тихо вздыхает от статуи Стрелка. Проводит пальцами по ритуальной чаше, стоящей у подножия. Рядом лежит нож. И древняя книга в серебряном, с рубинами окладу книги. Мел смотрит на книгу с отвращением — наверняка знает, что это такое.

А Соора всё шепчет, и шёпот её перекликается с шёпотом отравленных болотами вод. О том, как тут страшно стало в последние-то годы — то конюх молоденький захворает, то вот один, молодой тоже, в ученики дворецкому взяли, в болоте утонул… И что господин Гарлон теперь совсем уж другой: то угрюмый, а то в буйство впадает, от зелий своих, а заходить совсем и перестал. А заходит господин Этриан, и о мальчике её он обещал позаботиться, лекаря родового прислал, и она тогда поняла — не к добру…

— Простите, — смущённо прерывает Рыцарь Морковка, подходя поближе. — Я только… что это у вашего сына на шее? Это амулет?

— Мне дедушка дал, — моргает Соора. — Сказал, оберег от хвори всякой. Когда Деймок слабеть начал — я ему надела… я может… я не так сделала?

Олкест наклоняется над юношей и пристально всматривается в подвеску из серебра и белой кости. Искусно вырезанный лучник, нет, не лучник. Белая фигурка зверька, в лапах которого — лук и стрелы.

— Королевский геральдион и знак Стрелка, — бормочет Янист, осторожно касается подвески пальцем и отдёргивает, обжегшись. — Это родовой амулет с гербом королевской династии. Той самой, к которой принадлежал Наорэйгах Благочестивый.

Джиорел Линешент мигом оборачивается к ним.

— У короля ведь не осталось наследников! Его и Благочестивым-то назвали потому, что он стремился соблюдать чистоту… кхм, даже с женщинами.

— Значит, он стремился её соблюдать не всегда. И у него остались бастарды. Не принятые в его Род даже формально, но зато передающие из поколения в поколение родовые амулеты. Теперь понятно, почему фамильяр испытывал недовольство и голод. Линешенты же были формально включены в королевский род. А здесь отдалённое, но прямое наследие этого рода… старшего рода. И фамильный амулет защиты. Конфликт родов, и всего-то. Вот, значит, что Линешенты принимали за болезнь…

— А? — хлопает мокрыми ресницами Соора. — Что? Какой король?

— Мы здесь до утра проторчим? — интересуется Мел.