Пастыри чудовищ. Книга 3

Светящееся жало останавливается у самого лица, капюшон едва не слетает от новой попытки уклона. Вновь сухое «клак» удара в броню, мортах уходит вверх по стволу, мелькают испятнанные синим длинные, когтистые пальцы — слабое место? Глаз не видно, корпус защищён, конечности…

Рихард Нэйш отходит на открытую местность, на миг распахивает маск-плащ, снимает с пояса один из метательных ножей. Теперь только тишина, шорох листьев и ровное дыхание, мгновенный проблеск синего — пора! Мортах падает с ветви, кувырком уйти в сторону, дарт из положения лёжа — в брюхо, поворот — и метательный нож в землю, там, где должны быть длинные пальцы…

Зверь предупредительно убирает перепачканные синим пальцы, и нож уходит в траву. Близко. Тихое шипение, и вспыхивают алые точки глаз, прямо в воздухе, повыше синей отметки на морде. Шутки кончились.

Слишком равная игра, не так ли. Противника сложно увидеть. Щиты не прошибить. Потому остаётся прямая атака. Задушить жертву или перегрызть глотку.

Скорость на скорость — если, только, конечно…

Рихард успевает уйти от первой прямой атаки, но что-то шелестящее, будто кнут из кожи скортокса, подсекает щиколотку; он падает, мягко, умело, призывая дарт; у самого лица лязгают невидимые клыки; когти процарапывают землю совсем рядом с головой — мортах промахивается, пробегает по стволу дерева, разворачивается и готовится к последней атаке не спеша. Жертве не уйти, жертве не успеть, жертва не может равняться с мортахом в скорости, пусть даже она и тренируется с алапардом…

…если только у жертвы нет ещё сюрпризов в запасе.

В миг, когда мортах обозначает прыжок, Рихард Нэйш отправляет в его сторону второй небольшой флакон.

И закрывает рот и нос рукавом, уходя за ствол стремительным рывком.

В воздухе — горькие ноты миндаля. И дрожащее, студёнистое туманное марево: артефакт-обманка от контрабандистов. Отключит чутьё у Следопыта, собьёт с толку различители магии…

Можно было бы попытаться атаковать под такой ширмой, или пустить в ход ещё пару сюрпризов. Ну, вот хоть и взрывчатые зелья. Но на первый раз хватит.

Рихард Нэйш петляет между деревьями, переходя на лёгкий бег. Его не преследуют.

А Ты сообразителен, верно? Отступить, прощупав противника — разумный ход.

Насколько ты способен на сложные выводы? Как насчёт «Все остальные шли сюда охотиться. Этот знал, что будут охотиться на него».

Подготовка несколько отличается, не так ли? Ты ещё не представляешь — до какой степени.

Маск-плащу досталось, жаль, нет запасного. Аманда снова будет недовольна. Впрочем, можно будет подлатать в передышке — только нужно забрать сумку.

Контрабандная обманка отшибает нюх керберам на пять дней, артефактам-определителям — на сутки. С учётом того, что мортах тварь магическая… несколько часов выиграно.

Стоит подготовиться ко второму раунду, как Ты полагаешь?

В этой клетке найдётся, чем заняться. Аталия в таких случаях говорит, что у неё «тысяча дел».

А насчёт того, кто Тебя вызвал…

Рихард отвешивает неглубокий поклон в сторону тех, кто следит за ним через артефакты.

В поместье Мейса Трогири нынче завелся грызун. В меру предсказуемый и почти даже безобидный экземпляр с очаровательной склонностью разрушать всё, к чему притронется. Так что с этой стороны всё может быть крайне интересно.

Тени становятся гуще — это над зелёной крышей рощи смыкается ночь. Вытянутые плоды тейенха светятся, словно резные фонарики. И звуки опять здесь. Хохот гарпии, лунное приветствие кербера, теперь уже отчётливая песнь яприля, пугливый шорох кролика в траве…

Какая идиллическая, прекрасная клетка. Даже жаль пробовать её на прочность.

Рихард Нэйш подхватывает сумку, проверяет манки в ней и растворяется в лесу.

Мортахи смертны. Значит, охота продолжается.

Интересно только, почему Ты всё-таки промахнулся.

ЛАЙЛ ГРОСКИ

Чай пах мятой, зверобоем и немножко — ловушкой. Из глубин посмеивались знакомые бирюзовые блики.

— О, с травками, — порадовался я и шумно отхлебнул. — Спасибочки, а то в горле что-то ужас как пересохло.

Когда наблюдаешь за своим предположительно вскорости покойным напарничком — наваливается удивительная жажда.

Трогири, кажись, тоже проняло. Мы сидели в «комнате уединения», по соседству с Трофейным залом, полчасика. А младший уже измывался над баром в стене. Старший тем временем чах над Водной Чашей. Чаша была размером в добрый стол, и нам втроём с ней в комнатушке было тесновато.

Рихард Нэйш в чашных далях занимался делом привычным: он бесил.