Моё приближение даарду отслеживает. Тут же вцепляется в дерево, вся такая занятая.
— Много наслушала, а?
Моргает раскосыми глазками недобро. Наверное, ветер нашептал о моих намерениях.
— Что ты знаешь о том, что тут творится?
Жмёт плечами.
— Ты Следопыт. Смотри. Слушай. Нюхай. Будешь тоже знать. О ручьях в земле и зверях, которые ходят. Тут много что творится, Следопыт!
Шипелка — юркая, как шнырок в масле. Начинаю на неё наступать — дёргается в сторонку, прилипает к стволу. И скалит кривые зубы в усмешке.
— Нет уж, насмотрелась досыта. Теперь лучше тебя спрошу. Если этого Эгерта вытащить за пределы поместья, ну вот хоть бы и в лес — как скоро его там прикончит ближайший зверь?
Сморщенное личико распрямляется, как лист на ветру. Глаза загораются зелёными огнями.
— Люди Камня плохо живут в лесу. Громкие, глупые. Любят сердить тех, кто хорошо живёт в лесу. Враг живого не будет жить в лесу долго.
Враг живого, значит. Ну-ну.
— А если затащить его в любое другое поместье, где есть животные, — скоро его там грохнут?
Пожимает плечами, делает лукавую физиономию. Враг живого не будет жить долго, ага. Повторяет вроде как даже с упоением.
— А с чего это ты записала его во враги живого, а? Он же не мучает животных. Грызи ничего такого не обнаружила.
Даарду осекается. Фыркает, мотает головой. Ходим с ней кругами вокруг корявого ствола дуба. Под ногами перекатываются жёлуди.
— Все Люди Камня — враги живого.
Готово дело, всё равно что поймать обтрескавшегося горохом яприлёнка.
— Что-то я не помню, чтобы ты так называла меня или Конфетку. Или Пиратку. Или Плаксу…
Шипелка разевает рот, чтобы выкрутиться, и я добиваю:
— …или хотя бы Мясника. Ты так вообще никого не называла. Выходит, Грызи не зря слышит это «враг» в сознании у животных?
Дело вообще не в животных. И не в родителях. Дело в самом Задаваке. Что-то с ним случилось, из-за чего в нём все, вообще все звери видят врага.
И Шипелка это может чувствовать.
— Что он сделал?
— Разве важно? Враг живого не живет долго.
— Значит, ты не знаешь?
— Разве важно знать? Он — враг живого. Причинил боль. Нанёс обиду. Стал против живого. Теперь — живое против него.
Точно. Всё живое против одного Задаваки. Как-то до черта много.
— Ты умеешь слушать, ты скажи сестре — пускай она уходит. Врагам нельзя помогать. Накличешь на себя беду.
— От кого беду?
Голова сейчас закружится. Сколько можно уже ходить вокруг дуба. Шипелка вон не устаёт: гуляет себе вокруг. Гримасничает, ухмыляется.
— Он — враг Ардаанна-Матэс. Её корней. Мать-Земля всё слышит, всё знает, всех связывает. В зверях её часть — они чуют её обиду. Звери не отпустят врага живого… кхххх… яа-а-ли на-та окхиилоу?
Это она мне так сообщает, что у меня малость в голове помешалось. Интересуется — а не чокнулась ли я часом?
Потому что я делаю выпад, хватаю даарду за шкирку и волоку за собой.
— Окхиило инноату, — говорю. Мол, нет, в своём уме.
Шипелка мелкая и худая, только я-то тоже не Пухлик, так что пару раз она чуть не выворачивается, а еще пытается царапаться.
— Сейчас пинками к Грызи погоню.
Даарду царапаться перестает и позволяет себя волочь. Сопит и меряет злобным взглядом. Ну, еще б, она перед Грызи вовсю расстилается — сестра да сестра. Без Грызи ей и идти бы некуда было бы — куда идти терраанту, который общину бросил?
Грызи застаем в гостиной Моргойлов в момент жесточайшего сражения. У нее усталое лицо и взгляд дознавателя. А Визгля на пике ораторских возможностей. Как раз вопит что-то про устранителя в нашей группе. Моргойл уныло-зеленого цвета, задыхается и возносит себе руки. Задавака мучнисто-белый и трясет губенками.
Всё вокруг оглушительно воняет духами. И еще бархатные, алые портьеры.
Мы с Шипелкой вваливаемся будто в дамский театр в воскресный день.
— Вот ты и ты — пошли вон, — тычу пальцем в Крола и его женушку. — Срочный разговор.
Визгля почему-то умолкает и выметается. Крол бредет за женушкой, как за главной в стаде. Дверь захлопывается.
— Вот эта что-то знает, — потрясаю Шипелку за шиворот. — Зовёт его Врагом живого. Похоже, это чары её племени. Зелье или какой-то заговор, а звери из-за него видят в этом балбесе врага.
Задавака даже не возражает против «балбеса»: бледнеет да съезжает со стульчика. Вот вам ещё попадание: он же на Шипелку с самого начала косился со страхом. Да и меня о даарду расспросить пытался.
Грызи хмурится и ввинчивается вопросительным взглядом в Хаату. Та шмыгает остреньким носиком, зло светит на меня глазами. Потом понимает, что от взгляда Грызи не сбежать.
— Печать, — выпаливает, кривя тонкие губы. — Моттойи-сфиайя-исте. Печать Врага живого. Древний приговор. Ты не видишь, сестра. Она не видит — Человек Камня. Я вижу. Звери видят тоже. Сначала видят. Потом слышат. Потом чуют. Теперь знают. Враг живого — и всё живое против него.
— Всё живое? — спрашивает Грызи. С совершеннейшим спокойствием на лице, будто заснуть собирается. Даарду сопит, косится на позеленевшего мальчишку. Подходит, открывает окно.