Пастыри чудовищ (СИ)

За окном начинает вечереть, деревня как-то нехорошо притихла. Пухлик трусит рядом и обозначает: феникса нашли не сразу, видно, был в небесах, Грызи попыталась с ним наладить контакт и у неё стало даже получаться…

— А потом он, представь себе, срывается с места и уносится вир знает куда — только хвост мелькнул. Мы, понятное дело, бежим следом…

Ага, лови феникса в небесах.

— А что Хмырь?

— Метко, — ухмыляется Пухлик кличке. — Гриз сказала, что наш друг феникс не просто так изобразил звёздный камень в небе. Призыв хозяина, очень мощный. Такой, что и единение заставил порвать. Само собой, мы вернулись в поместье Латурна…

Только вот в хмырином логове этого идиота не оказалось. И феникса тоже.

До поместья добегаем, еще пока сумерки как следует не сгустились — навстречу летит крик феникса. Пухлик оживляется, но я мотаю головой. Это Грызи пытается искать.

Сама она серая — видно даже в сумерках.

— Он его не бросит, — первое, что говорит. — Не желает воспламеняться, потому что это разлучит его с хозяином. Уникально крепкая связь… Нужно найти Латурна, как бы хуже не было.

— Может, они еще сами договорятся, — сомневается Пухлик, когда я взываю к Дару и «принюхиваюсь» к поместью. Кожей чувствую, как у меня за плечами Грызи качает головой. Ну да, там же Хмырь…

— О другом выходе вы, конечно, не думаете, госпожа Арделл?

Мясник торчит в тени ограды. Вон, лезвие на ладони чуть заметно посверкивает.

— Последнем выходе, — продолжает Нэйш нежно. — В случае смерти хозяина…

Феникс воспламеняется, — бахает меня с размаху по голове продолжением. Перерождается, теряя своего человека. И это очень больно, но потом он опять становится птенцом, получает новую жизнь, новое предназначение…

Получает шанс.

Грызи смотрит в тень ограды и чеканит слово за словом:

— Может, ты забыл, но я не принимаю таких решений. И если ты только вздумаешь…

— Я? — удивляется Мясник. — С чего бы? Знаете, это даже как-то… не в моём характере.

Пухлик фыркает: «Ну да-а-а, конечно». Я кусаю губы и шарю своим Даром. И мысленно стряхиваю прилипчивый смешок из тени.

Потому что это в моем характере, вот почему. Обещала ж разобраться с этой мразью, Латурном. Нэйш там, в тени, молчит, но я прямо-таки слышу: эй, не хочешь попробовать освободить феникса? Простейший вариант. Минимум жертв. А?

Живодер в своем стиле, ну. Встряхиваю головой — а, да пошел ты в вир, работать надо. Печать греется на ладони, ловит подобие следа. След идет на запад, в леса.

— Нэйш, останься возле поместья, — выдает Грызи, — если Латурн вернется домой — силу не применять, ясно?

В тени обозначается ответный оскал: я тебя услышал, но всё равно сделаю, как захочу. Жаль, некогда метнуть в гада нож.

Грызи срывается с места и несется на запад. Мы с Пухликом поспеваем следом.

Дар ведет через пень-колоду, а след — кривой и путаный. Петляет по полям, тропам, тонет в ручьях, спотыкается о камни. Латурн мечется по всей округе как помешанный: забегает в рощу, потом идет по дороге, потом через луг…

Ругаюсь сквозь зубы, надеюсь, что Дар не вырубится в распоследний момент. Грызи время от времени призывает феникса. В небе ни отклика. Пухлик пыхтит и охает.

— С чего это ему вздумалось погулять такими зигзагами?

Потому что у Хмыря тараканы в башке. Как будто еще непонятно.

— Это не он, — досадливо отвечает Грызи. — Не Латурн. Он всего лишь повторял то, как двигался феникс. Пытался за ним угнаться…

А Фиант, значит, метался в небе как безумный.

— Феникс, стало быть, хотел от него удрать?

— Да. Пытался нарушить приказ… нарушить узы.

Грызи больше не говорит ничего, да оно и ясно. Фиант больше не может быть рядом с хозяином. Вот и пытается вырваться и отдалиться. Только вот узы между фениксом и хозяином нерушимы. Так что это бессмысленные попытки. Которые ни к чему хорошему не приведут.

И не приводят.

Мы часа четыре шаримся по уже ночному лесу с фонариками. Кое-где начинает попахивать гарью — верхушки деревьев обожжены. Потом след изгибается и начинает возвращаться к поместью Латурна, тьфу ты, да сколько можно. Только теперь он ровный, ведет по тропе через лес и не сворачивает.

— Сковал феникса приказом и двинулся в сторону поместья, — шепчет Грызи. — Феникс был в небесах, над ним… быстрее.

Вспышку мы видим, когда пробираемся по лесной дороге — где-то на полпути между деревней и хмыриным логовом. Огонь в небесах, на который мы несемся — и на дороге находим Латурна. Живого, перемазанного и с чуть подпаленными волосенками.

При нём фонарь из ракушек флектусов, и в синеватом свете Латурн выглядит по-покойницки.

— Он… он меня обжег, — шепчет Хмырь и тычет пальцем вверх. Там — подпаленные кроны деревьев и ночь. — Я… я только хотел уберечь его, защитить его… вернуть его, чтобы никто не посмел…

Феникса над нами не слышно и не видно. В ночном небе и не различишь, пока не загорится. Но он точно где-то здесь: чую без Дара.

— Вернуть его, — шлёпает губами Хмырь, потом спохватывается и обшаривает нас глазенками: — А что вы тут… зачем вы тут? Это вы, да? Вы что-то сделали с ним, это из-за вас…

Грызи выглядит так, будто сейчас удушит Хмыря хлыстом. Но говорит только: