День выдался урожайным на дивные видения. И на занимательных женщин.
Ладно, в этом случае — на ослепительных женщин.
Соблазн пополам со страстью, с ног до головы и во плоти. Черные кудри колечками разбросались по смуглой шее — высунулись из-под цветастого платка. Поблескивают звезды-глаза под дугами-бровями — тоже чёрные. Танцующая походка и фигура богини (внутренний голос после первого взгляда взвыл от восторга) — такой женщине место бы где-нибудь во дворце, среди восхищённых поклонников.
Во дворце — или среди кочевников нойя. Потому что она была из них, из свободного народа, и одевалась как они — блузка с широкими рукавами и развевающаяся юбка в пол. В таких одеждах они танцуют у костров, или гадают на ярмарках. Или торгуют ядами по подворотням.
— Похоже на то, — отозвался я, малость пришибленный великолепием зрелища. — Я, понимаете ли, думал, что пришел наниматься к ковчежникам — и, кажется, попал в царство Травницы, где все сплошь прекрасные девы. Честно говоря, мне уже и выбираться не хочется.
Красотка-нойя обогрела зазывной улыбкой, и заворковала, начиная потихоньку приближаться:
— Неужто Перекрестница наконец смилостивилась над нами, и «Ковчежец» пополнится мужчиной? Да ещё и настолько учтивым? О, мои молитвы наконец-то были услышаны. Как же мне поминать в молитвах Перекрестнице нашего отважного защитника?
— Кейн. Кейн Далли, — Поднял ладонь в стандартном приветствии — так, чтобы показать Печать. — Можно узнать, кто испарил все мои сомнения насчёт моей новой профессии?
— Аманда, золотенький, — мягче мягкого отозвалась красавица, — можно сразу на ты: жизнь слишком коротка, чтобы тратить её на официальности. И в любом случае нас ждёт с тобой тесное знакомство: здесь никто не минует моей лекарской…
Стало быть, Травник — ага, вот и Печать на ладони. Странно только, что Арделл назвала ее целителем — все-таки, это два разных Дара. Нойя через одного либо Травники, либо Стрелки.
И почему — Аманда? У женщин нойя сплошь имена-драгоценности, если не ошибаюсь. Полукровка или называется чужим именем?
Об этом я размышлял, пока с восторгом заверял прекрасную нойя, что буду очень, очень рад тесному знакомству, даже если для этого мне придется скормить какую-нибудь часть тела местным бескрылым гарпиям.
В ответ насладился заливистым смехом.
— Будем надеяться, что не придётся, медовый. Части тела приходится беречь: они могут не только оказаться полезными, но и доставлять изрядное удовольствие.
Похоже, мне стоило самому доплатить Стольфси за это задание.
Местная травница проплыла мимо меня, обдав ароматом корицы, гвоздики и ванили. Шепнула на ходу:
— О, не волнуйся, сладкий: причины для встреч будут. Например, вечером тебе придется зайти ко мне за набором зелий, да-да-да? У каждого из нас такой, для заданий, я покажу тебе.
Задержалась, открывая одну из дверей — из неё тут же поплыл густой травяной аромат. И добавила с лукавой улыбкой:
— Между прочим, сегодня я собираюсь печь имбирное печенье.
Подмигнула, обернувшись над плечом, и проплыла в дверь.
И не закрыв её за собой, быстро нагнулась — то ли подобрать что-то, то ли расшнуровать туфлю.
Зря она это сделала: юбка у нее здорово обтягивала фигуру, и вид…
Почему-то вспомнилась пекарня в Крайтосе, где я таскал противни совсем пацаненком. И с противней украдкой от хозяина утаскивал божественно круглые булочки, остро пахнущие корицей.
Запах корицы я чувствовал еще пару секунд после того, как машинально открыл дверь напротив.
Сокрушительно при этом ошибившись. В выборе этой самой двери.
«Боженьки», — с уважением подумал я, озирая стены, увешанные рамочками. За стеклами распласталось что-то крылатое и местами яркое. Бабочки, стрекозы и цикады мрачновато, как покойники из разоряемого склепа, посматривали на книжные полки. И на длинную доску, увешанную какими-то схемами.
Мрачнее всего здешнее разнообразие пялилось на широкий стол, за которым восседал хозяин помещения. Этот как раз решил увеличить количество рамочек еще на одну, потому повернулся в сторону окна и обозревал что-то яркое у себя на ладони.
— Архонт Вериэлла, — прошелестел тип, слегка склоняя голову и не переставая любоваться тварью у себя на ладони. — Совершенно особый вид. Рождается бесцветным. До корня иссушает цветы, соком которых питается, но зато и впитывает в себя их краски. Больше цветов — больше яркости в крыльях.
— Черти водные, красота какая, — восхитился я с запредельной честностью в голосе. Пытаясь при этом понять — где я мог слышать голос. Вроде как, у меня в знакомых не было кучи бабочколюбов… ой, нет. Нет-нет-нет.
Страх пришел сразу, без дополнительных расшаркиваний. Стоило ему самую малость повернуться, услышав мой голос — и я словно грохнулся в воду, провалился в прошлое. Стоял, глядя в точеный профиль, похожий на профиль Стрелка на статуях. И ощущал спиной, что дверь как-то запредельно далеко — целых полшага. И что я вряд ли успею заорать «Привет, я Кейн, я тут новенький, приятно познакомиться, до свидания», а после этого выскочить в эту самую дверь, избежав его взгляда.