Охваченные величием момента, бернидийцы не обратили внимания на дерзкий волчий нос, который лежал на краю кровати. Можно было подумать, что зверь пытается заглянуть в карту.
Наконец правитель сказал:
– Ступай к себе, Ралби, я устал… Нет-нет, карту я уберу сам, посижу над нею еще немного.
Дарнигар с поклоном удалился, а Тагиор задумался, созерцая свиток. Наконец отвлекся от размышлений, вложил карту в бронзовый футляр. Щелкнула плотная крышка.
И тут пес Охотник вскочил передними лапами на кровать, навис над Тагиором.
– Уйди, дурак! – отмахнулся от него старый бернидиец.
В ответ лязгнули клыки.
Нет, зверь не вцепился в руку, сокрушая кость. Зубы лишь скользнули по коже, вспоров ее. Правитель закричал, прижав ладонь к ране. А серый зверь хапнул в пасть футляр с драгоценной картой и метнулся к порогу.
Ударившись грудью о дверь, волк распахнул ее, вылетел в коридор и промчался мимо растерявшихся стражников.
Вслед ему летел крик правителя:
– Эй, схватить это животное!
– «…И не столь опасно раздвоенное жало змеи, сколь раздвоенный язык льстеца и клеветника, ибо есть снадобья против змеиного яда, но нет снадобий от сладкой отравы лести и горькой отравы клеветы; и лишь одно есть средство уберечь душу от пагубы – отвратить от лгуна свой взор и затворить свои уши…»
– Стой! Врешь! У Вилиторша сказано «затворить свой слух»! – азартно прервал цитату писец Арчин.
– И верно! – с притворной досадой отозвался Дайру. – Опять я ляпнул не то…
На самом деле он ляпнул очень даже то. Память подводила Дайру лишь тогда, когда он сам этого хотел. Как, например, сейчас, во время игры, которую затеяли в полупустом трактире два начитанных, с отменной памятью человека.
Дворцовый писец Арчин словно сбросил хмель и легко, с готовностью подхватывал любой отрывок из трудов древних философов, который начинал Дайру. Юноша тоже продолжал цитаты, которые бросал ему разошедшийся писец, но не так уверенно и с небольшими ошибками, которые Дайру тут же подмечал.
Дайру подтолкнул по столу к своему собеседнику медяк:
– Уже третий… Эх! Что-то у меня сегодня память решила вздремнуть! А вот господин ни разу не ошибся!
– «Умрем на этом месте, но не уроним чести!» – весело отозвался Арчин. – А все-таки «Наставления» Вилиторша – жуткое занудство!
– Занудство, – согласился Дайру. – Но память господина достойна восхищения. Хотя… – Дайру оборвал фразу и уткнулся в кружку с вином.
– Что – «хотя»? – вскинулся писец.
– Да так, ничего…
– Нет уж, ты говори!
– Я просто подумал… Вилиторш, Джаши, летописи Санфира… нам же все это в детстве вдалбливали, не грех и вызубрить.
– Что же ты не вызубрил? – ревниво откликнулся Арчин.
Дайру, не обращая внимания на его обиду, развивал свою мысль:
– Знал я в Нарра-до грамотея… уважаемый человек, тоже писец при дворе… вот уж у него память была – не нам чета. Все, что напишет: письмо там для Светоча или реестр книг в хранилище – запоминает буква в букву и навсегда!
– Ну и дурак! – ухмыльнулся Арчин. – Хороший писец тут же забывает, что ему продиктовали… А если без шуток, то у меня память не хуже, но чем я это докажу? Прочитать тебе, что ли, на память переписку правителя?
– Нет, – удрученно признал Дайру, – переписку нельзя!
Он глянул в свою кружку – и просиял, словно увидел на дне решение.
– Мне рассказывала здешняя трактирщица, что господин составлял опись диковинок из-за Грани, которые собирает Глава Круга. Это ведь не тайна?
– Не тайна. Правитель показывает свое собрание любому, кто пожалует во дворец.
– Вот и поспорим, хорошо ли господин помнит опись. На серебрушку, так интереснее.
– Давай! – загорелся Арчин, но спохватился: – А как ты проверишь, пересказываю ли я опись слово в слово?
– Слово в слово – это чересчур. Говорят, в собрании столько редкостей, что все их запомнить – и то надо уметь. Я кое-что читал про Подгорный Мир. Буду называть, что знаю, а господин перескажет, что в описи говорится про эту тварь или предмет.
– Годится. Начинай.
– Поющий цветок, – наугад сказал Дайру.
Арчин устремил взор в потолок, словно на прокопченных балках были начертаны буквы, и начал медленно, но уверенно:
– «Поющий цветок. Хищное растение, молодой саженец высотой около трех локтей, стройный, крепкий, прямой. На верхушке пучок широких листьев, обрамляющий большой светло-серый цветок с мясистыми лепестками. Вдоль ствола свисают, подобно щупальцам, длинные тонкие ветви с когтями. Лепестки цветка, подрагивая на ветру, издают жужжание, напоминающее мелодию. Звуки приманивают к цветку животных, он ловит их когтистыми щупальцами и разрывает на части. Кровь их и разлагающиеся останки удобряют землю вокруг цветка…»
– Браво! Вот это память! – воскликнул Дайру, но в душе усомнился:
«Говорит и впрямь по-писаному, но по описи ли? Может, просто цитирует какую-нибудь книгу про Подгорный Мир? Ну-ка, для проверки спросим про то, чего у Тагиора точно нет…»
– Туманный Кот!
Писец расхохотался:
– Ну, парень, ты шутник! За Туманного Кота правитель не пожалел бы чистого золота! Но откуда он у нас?