Пасынки восьмой заповеди

Вдобавок непонятно, куда разбежались все Предстоятели. Ах, Лайна, Лайна… И также неясно… ой, сколько же всего этого – неясного! И выяснять все это придется не кому-нибудь…

Можно, конечно, плюнуть. Нет, нельзя. Какая-то зловещая тень нависла над миром – словно сверху не небо, а крыша; и если не мы – то кто же?…

Что, Сарт, отставной Мифотворец, снова лезешь в спасители мира? Тайны сокровенные покоя не дают?! Проникнуть хочешь?

Один раз уже проник. И оказался здесь. Ничему-то тебя жизнь не научила! Снова рвешься стать единственным, кто… Нет, это Таргил хочет стать Единственным, а я хочу не дать ему стать…

И не дам.

Огромная, словно высеченная из камня ладонь возникла передо мной, как из небытия. Два пальца осторожно подцепили мой кубок и подняли его вверх, на недосягаемую для меня высоту.

Вторая ладонь тяжело опустилась на мое плечо.

– Хватит пить, Сарт, – прогудел Эйнар. – Ночь уже. Давай спать…

19

…Мы сидели в очередном притоне, делая вид, что незнакомы. Я и Эйнар тешили душу недорогим и крепким вином со скудной закуской (деньги были уже на исходе), а Грольн в углу задумчиво перебирал струны своего лея, и тихие, грустные звуки бродили между грубо сколоченными столами; постепенно смолкала ругань пьяных матросов, и какая-то девица поспешно оборвала визгливый смех, почувствовав его неуместность в той странной и печальной атмосфере, что исподволь овладевала таверной.

А я продолжал незаметно изучать сидящих вокруг людей. Уже неделю искали мы чернокнижников – Мифотворцев Искушенного Халла – но они как сквозь воду провалились! Я не сомневался, что люди Таргила где-то здесь, рядом, что они наверняка видят меня, всех нас – но я их не видел.

Видно, не набрал еще Таргил той силы, чтобы выступить в открытую – да и не пристало выступать в открытую адептам культа Тайного знания. Что-что, а тайны хранить они умели, ничего не скажешь… Но ведь и Таргил должен чем-то питаться! Ему тоже нужна вера – значит, его Мифотворцы должны проявлять себя, создавая новые мифы…

– Эй, щенок, не трави душу!… Сбацай-ка лучше что-нибудь повеселее! «Ветер из бочонка» знаешь? – слегка подвыпивший матрос хлопнул Грольна по спине и расхохотался.

Я хорошо видел лицо Льняного Голоса, и выражение этого лица мне очень не понравилось. Эйнар тоже почуял неладное и принялся потихоньку выбираться из-за стола. Только этого матроса нам еще не хватало, косматого детины, подогретого вином и…

Грольн впился взглядом в нависшего над ним моряка и вдруг, как-то странно заулыбавшись, кивнул. Его пальцы метнулись вдоль грифа, и безудержное веселье расплескалось по таверне. Довольный матрос уселся напротив, прижав тощую шлюху, и вскоре добрая дюжина осипших глоток горланила «Ветер из бочонка», а я все никак не мог понять, что происходит. Ведь я знал, что творится сейчас в душе у Гро – но он играл, играл по заказу портового забулдыги, да еще как играл!

Эйнар медленно опустился на свое место – его вмешательства явно не требовалось.

…Гро в последний раз ударил по струнам, и таверна взорвалась восторженными криками.

– Еще! Еще! «Волчье море»! «Жену капрала» давай! «Шкиперку»! «Веселого Хэма»!… Давай, леер!…

И Грольн дал. Казалось, он знает любую песню. Я слыхал некоторые из них – но ни разу не слышал, чтобы их ТАК играли! Лей в руках Гро плакал и смеялся, выл ветром в рвущихся парусах и ревел в упоении битвы. И горели глаза у завсегдатаев притона, никогда не умевшие толком петь матросы, бродяги, воры и шлюхи безошибочно попадали в такт, выравнивая пропитые голоса – а волны очередной песни неудержимо заливали таверну…

И это была именно песня, а не привычные нестройные вопли, какие звучат в подобных заведениях. Давай, Гро, несостоявшийся Мифотворец… или состоявшийся – да только к чему оно теперь?!

– Заткнитесь, ублюдки! Я хочу, чтобы щенок играл для меня! Для меня одного! Молчать, скоты!… Или будете иметь дело с Косматым Тэрчем… Молчать, клянусь темной задницей Мамы Ахайри!

Я вздрогнул. Столь фамильярное обращение к божеству, да еще такому злопамятному, как Мать Ахайри… Впрочем, чего еще ожидать? Вера, переставшая рождать мифы, рождает анекдоты…

Кричал тот самый здоровенный матрос, который первым подошел к Грольну. На мгновение я увидел лицо моряка, перечеркнутое косым багровым шрамом, из-за чего край верхней губы был приподнят, и казалось, что Тэрч все время скалится.

Тэрч… Косматый Тэрч… Гро в Фольнарке рассказывал мне что-то такое, о своем детстве, об отце, убитом матросом по имени…

О, боги!

Шум смолк на удивление быстро. Видимо, Тэрча тут знали и предпочитали с ним не связываться.

– А теперь, парень, сыграй что-нибудь для души. Для МОЕЙ души. Понял? Играй!…

Глаза Грольна на миг полыхнули черным огнем, и он кивнул. И снова взялся за лей.

Тихие, шепчущие звуки поползли по залу, и все окончательно притихли. Я и не подозревал, что из обычного лея можно извлечь подобные звуки! Медленно, очень медленно мелодия набирала силу, обретая свой внутренний ритм, – и я заметил, что сидящий напротив Грольна Тэрч начал потихоньку раскачиваться, повинуясь этому ритму, как змея повинуется флейте заклинателя.