Пасынки восьмой заповеди

Что ж, такой вариант меня вполне устраивал.

Сотник любезно предложил проводить меня до столицы и лично дать самый лестный отзыв о проведенной инспекции – с отзывом он явно что-то перепутал, это я должен был писать инспекционный рапорт, а не он – но я не стал заострять внимания на его промахе и отказался от предложения, сославшись на усталость моего коня и помянув с кислой миной столичную суету.

Похоже, сотник весьма обрадовался моему отказу, поскольку истинная цель его отлучки была не самой благовидной, а он был не настолько туп, чтобы самому нарываться на неприятности.

Он и не подозревал, что уже нарвался. С того самого момента, когда запретил солдатам присутствовать на весеннем празднестве в Фольнарке.

Так что сотник любезно предоставил мне свою комнату на время его отсутствия, а я поспешил не менее любезно поблагодарить его, в свой черед заверив в благожелательнейшем (ишь, слово-то какое придумал!) рапорте о вверенной ему сотне, после чего не стану более злоупотреблять его гостеприимством.

Мы расстались вечером самым дружеским образом, считая друг друга полными, но симпатичными болванами.

На рассвете один болван уехал в столицу, а второй занялся делом.

13

После непродолжительной беседы с капралом Зархи я оставил его в погребке сотника досматривать сладкий утренний сон (флакон второй, нефритовый, пробка резная, три-четыре капли – и сутки ровного похрапывания) и отправился в казармы.

Все выглядело более, чем естественно – с утра пораньше оскорбленный капрал забрался в погребок старшего по званию и изнасиловал лучший бочонок из особых запасов, после чего почил в винной луже. Кстати, изрядно попотев, я извлек на свет божий бочонок того самого вина, которое уже ничем нельзя было испортить. В него был опорожнен третий флакончик – самый маленький, металлический, рекомендуется стареющим греховодникам и новобрачным, но не слишком часто.

Завидев меня с беркутом на плече – высокомерный Роа выглядел еще похлеще уехавшего сотника – солдаты бросили играть в кости и принялись ускоренно (с поправкой на жару) строиться. Я досадливо махнул им рукой.

– Вольно, ребята…

Панцирники застыли в недостроенном виде, обалдело воззрившись не меня.

– Я сказал «вольно», а не «окаменеть и разинуть рот», – пояснил я, усаживаясь на ближайшие нары. – И кости можете не прятать. Роа, ррай…

Мой алиец соскочил на устланный соломой пол, выковырял из-под лежака кубики, клюнул их, отчего оба выпали «шестерками», и вылетел в дверь – гулять.

– Ну, кто со мной кон раскидает?

Плюгавый солдатик с жиденькими рыжими кучеряшками и сальной ухмылочкой поспешил поднять кости и преподнести их мне на ладони, как на подносе. Играть он явно не собирался.

– Чтоб тебе, мерину драному, плешь вспучило! – рявкнул я в его наглую рожу – и добавил еще кое-что из столичного армейского лексикона, про его неразборчивую мамашу и похмельного Инара. Слава богу (какому?), натаскался, из Дома бегая…

Наступила восхищенная тишина. Потом из задних рядов протолкался ражий лохматый детина в расстегнутом мундире.

– Ну, я играю! – заявил он таким тоном, словно собирался немедленно дать мне по морде.

– Ну так играй, а не мельтеши, как вошь под рубахой! – я хлопнул рукой по нарам рядом с собой.

Детина гнусаво хихикнул и кинул на кон две медных монеты. Я поддержал компанию. Выиграв, мой партнер довольно осклабился, сгреб деньги – и дальше игра покатила в полный рост, как любили выражаться солдаты.

Я пару раз проиграл – для затравки, потом пару раз выиграл – для престижа, а там игра завертелась сама собой. Менялись партнеры, росли ставки, деньги гуляли из рук в руки, солдаты прочно уверились, что я – свой парень, и обращались просто по имени; мы хлопали друг друга по спинам, хохотали над грубыми мужскими шутками, и пора было переходить к следующей стадии моего плана.

– А не выпить ли нам, братва? – осведомился я как бы между делом.

Хохот смолк, выдвинутая мною идея была всесторонне обсуждена и с сожалением отставлена в сторону.

– Выпьешь тут, как же! – физиономия детины вытянулась и стала кислой-кислой. – В заначке пусто, а зараза Зархи, кобель жареный, злобствует, что в столицу не взяли! Слова лишнего не скажи – так поднесет, что неделю похмеляться будешь…

– Сообщаю, парни, – я таинственно понизил голос до шепота, – противник надрался и потерял бдительность, самое малое, на сутки, а ключи от сотникова погребка – у меня в кармане. Слазим за бочонком?

– Ну да, – недоверчиво протянул один из солдат, – Зархи, чтоб напиться, как раз бочонок и нужен. И то неизвестно, хватит ли…

– Кто мне не верит, – я рубанул ладонью по краю нар, – пошли смотреть! Пригодитесь – бочонок тащить. Гулять – так гулять!

Слово «гулять» возымело магическое действие. Вызвались двое – мой первый партнер по игре, несколько обогатившийся за мой счет и теперь согласный на все; и плюгавый подлиза, выискивавший скрытый подвох.

Подвох, конечно, был, но вряд ли солдатик мог догадываться о его истинной сути.