Джимми оглянулся вокруг и подмигнул другим клиентам. Он был занят по горло: болото, которое они пересекали, выглядело как твердая почва-так густо оно поросло буйной растительностью. «Крокодил» теперь был на плаву, широкие звенья гусениц действовали, как гребные колеса. Клинообразный нос судна раздвигал в стороны кустарники и болотную траву, ломал и перемалывал деревца. По временам гусеницы врезались в тину грунта, и тогда «крокодил», переползая через отмель, снова превращался в сухопутный транспорт. Тонкие нервные руки Джимми твердо держали руль, он огибал большие деревья, но при этом выбирал самый краткий и прямой путь, внимательно следя за местностью и за судовым компасом.
Вскоре беседа стала затихать, и один из рабочих фермы затянул песню. У него был недурной тенор, мало-помалу к нему присоединились другие. Уингейт заметил, что и он, запоминая слова, подтягивает певцу. Они спели «Расчетную книжку» и «С тех пор, как надсмотрщик увидел мою кузину», затем грустную песенку под названием «Они нашли его в зарослях». Но потом последовала легкая песенка «Ночью, когда прекратился дождь» — бесконечная вереница строф, рассказывающих о различных и маловероятных событиях, происшедших по этому случаю («Заказал надсмотрщик круговую кружку…»)
За «Рыжую девчонку из Венеробурга» Джимми наградили аплодисментами. Все восторженно подхватили припев. Уингейт нашел эту песенку невозможно вульгарной. Однако у него не было времени задумываться над этим; теперь запели песню, которая вытеснила из его головы все предыдущие.
Ее начал тенор мягко и протяжно. Другие пели припев, пока запевала отдыхал, — все, кроме Уингейта; он сидел глубоко задумавшись. В трех стихах второго куплета вместо тенора пел хор.
Уингейт был подавлен. На него подействовала и песня, и тепловатый мелкий дождик, его угнетал непривлекательный ландшафт, низко нависший белый туман — то, что Венера неизменно предлагает вам вместо открытого неба. Он отодвинулся в дальний угол трюма и сидел один, пока Джимми не крикнул: «Свет впереди!»
Уингейт высунулся за борт и с любопытством посмотрел в направлении своего нового жилища.
Прошел месяц, а от Сэма Хоустона Джонса — ни слова! Венера уже повернулась один раз вокруг своей оси, за двухнедельной зимой последовало такое же короткое лето, ничем не отличающееся от зимы, только разве дождь лил немного сильнее, и было несколько жарче. Теперь снова наступила зима. На ферме Ван-Хайзена, расположенной вблизи полюса, как и на большей части обитаемой территории Венеры, никогда не наступала полная тьма. Слой облаков высотой в несколько миль смягчает свет солнца, низко нависающего над планетой в течение длинного дня, и умеряет жару. В течение двухнедельных периодов, называемых «ночью» и «зимой», рассеянный свет создает впечатление нескончаемых сумерек.
Месяц — и ни слова. Месяц — и ни солнца, ни луны, ни звезд, ни зари. Никогда здесь не бывает свежего, живительного дуновения утреннего ветерка, ни радостной игры лучей полуденного солнца, ни желанных вечерних теней абсолютно ничего, чтобы отличить один знойный, удушливый час от другого. Одна только тяжелая монотонность сна, труда, еды и снова сна — ничего, кроме разрывающей сердце тоски по прохладному голубому небу далекой Земли.