Пасынки

Альвы ступают мягко, по-кошачьи, только слышно, как одежда шелестит. И… Фон Бассевиц готов был поклясться, что текучий золотистый шёлк свободно скроенного платья княгини при ходьбе облегал выпирающий живот.

Ну, остроухий… Беременную жену на ассамблею притащить…

Удивление помешало ему сразу обратить внимание на другой удивительный факт: оба княжича, степенно ступавшие следом за родителями — крепкий молодец ростом выше отца и худенький подросток лет четырнадцати — облачились не в альвийские шелка, а в привычные камзолы голландского сукна. На ногах у юношей были надеты высокие ботфорты, а длинные альвийские мечи болтались на простых кожаных перевязях, словно солдатские шпаги.

Молодые обормоты явно подражали государю. Вот стервецы. Сами сообразили, или отец надоумил?

Князь с княгиней изящно склонились перед императором. Их сыновья, сняв треуголки, раскланивались по-французски.

— Дамы и господа, — громко произнёс государь, снова поднявшись на ноги. Роль радушного хозяина дома следовало выдерживать до конца. — Пришло время объявить, ради чего была созвана сия ассамблея. Рад представить благородному собранию князя Таннарила, государя альвов и моего крестника, со всем семейством пришедшего под нашу руку.

Глядя на лица иноземных послов, фон Бассевиц уже почти слышал скрип перьев, шелест бумаги и шорох трафаретов для тайнописи. Впрочем, без трафаретов послы могут и обойтись, событие не тайное. Князья альвов ещё в конце весны приняли крещение в православие, но мало кто знал, что они ещё и принесли вассальную присягу Петру Алексеевичу. Теперь будет знать вся Европа.

Будет «весело», нечего сказать. Вестфален словно лимон с кожурой сжевал. Мардефельд вовсе волком смотрит. Хорошо, что саксонца нет, не то быть бы скандалу. Остальные смотрят заинтересованно: мол, какой муки можно намолоть для своих государей на этой новой мельнице.

— Михайла Петрович, — Пётр Алексеевич вдруг широко улыбнулся. — У нас принято говорить приветственное слово, когда тебя представили собранию. Скажи, не стесняйся.

— Прошу прощения, государь, — с почтительным поклоном и с певучим акцентом ответил альв — по-русски. — Не ведаем мы ещё всех обычаев русских, однако же готовы их соблюдать… Благородное собрание, уважаемые и чтимые гости государя, — снова поклон, на сей раз всем собравшимся — и никому в отдельности. — Позвольте засвидетельствовать вам наше с княгиней великое почтение. Его величество столь великодушен, что дозволил нам находиться в вашем обществе, как равным с равными… Дерзну также обратиться к посланникам иных держав, чьи владения мы по неведению затронули войной, — третий поклон, в сторону дипломатов. — Смею от имени всего нашего народа и его лучших представителей принести глубочайшие извинения за те неудобства, что мы причинили благородным государям Саксонии, Дании и Пруссии.

Улыбке альва позавидовали бы все признанные красавицы Европы. Зато дипломаты, соблюдая этикет, были мрачнее мрачного. Голштинию остроухий вовсе не помянул.

«Неудобства». А ведь он ещё тот мерзавец. Либо совсем не знает тонкостей дипломатического языка, либо знает, но из-за спины Петра может и не такую рожу скорчить. Мол, вот вам, победители, у меня есть защитник. Это верно, воевать с Петром даже турки уже не решаются[3]. Но что скажут теперь… да хоть те же датчане? Они и без того в сторону Лондона поглядывают. Если не удастся объяснить им, каковы их собственные выгоды от альвов на службе русского императора, то быть английскому флоту в Зундском проливе. И не быть герцогу Карлу-Фридриху «королевским высочеством».

Нужно срочно встретиться с Бестужевым, кажется, на прошлой неделе его видели на приёме у Вестфалена. Он ещё не отбыл в Ревель? Было бы большой удачей поговорить с этим интриганом до того, как с ним поговорит его величество.

О, а альв-то уже деток своих представляет. Роман и Василий, кажется, так их крестили. Интересно, как их зовут по-альвийски? Остроухие не пользуются публично своими именами, полученными при рождении… Нет, сыновей и впрямь папаша вымуштровал. Бойкие парнишки, отвечают государю как бы непринуждённо, но с почтением. Старший хитрая бестия, по всему видно, достойный наследник отца. Можно сказать, копия, только моложе выглядит. Младший — эдакий ангелочек, подросток с лицом не выразимой словами красоты и глазами наивного десятилетнего ребёнка.

Тихий треск свечи, раздавшийся за спиной герцогского советника, почему-то заставил вздрогнуть. Нет, положительно, пора посоветоваться с доктором. Стезя дипломата не усыпана розами, в особенности в России… Но почему? Что на него вдруг нашло?

И тут фон Бассевиц вздрогнул ещё раз.

Отвлекшись на шустрых княжичей, он упустил момент, когда их отец уставился на него. Да, да, именно на него, Геннинга-Фридриха. Что за взгляд! Скальпель для препарирования, да и только. Альв, пользуясь моментом, изучал его. С интересом, можно сказать даже, с научным. Но не как равного, а как… как червя. С хорошо скрываемой брезгливостью.