Пасынок

Пельсин Анатолий Пасынок

Анатолий Пельсин

Пасынок

Моя любовь к матери умерла через девять лет после ее смерти.

Грязной весной 198-- я ощущал лишь стойкое чувство безразличия, едва мне случалось подумать о той, что наполняла мою жизнь в течение восемнадцати лет, а теперь погребенной под двухметровым слоем грунта. Я продолжал бывать на ее могиле, не испытывая во время этих безрадостных визитов ничего, кроме тупой боли и отвращения к смерти. Пара вялых тюльпанов на блестящей от капель дождя гробнице оставались символом моей тоски. Я обвинял себя в бесчувствии, безуспешно пытаясь вызвать знакомую тоску по ласковым, пахнущим стиркой рукам, по понимающему взгляду и низкому, хрипловатому голосу. Штудируя Фрейда и Берна, я тщетно искал то новое качество, в которое могла перейти моя любовь. Я верю до сих пор, что только в далекой стране, где не бывает света, и куда мне еще предстоит попасть, я получу ответы на свои вопросы.

В то время мне казалось, что отца терзают похожие муки. Вечером, когда он приходил с работы и выкладывал на стол пачки разномастных конспектов, я ловил странную тоску в его взгляде, в его движениях. Молча сидя в своем кресле, он иногда вздрагивал он посторонних звуков. Он ждал, что услышит приглушенный звон кастрюль на кухне. Мы оба устали от бесконечной тревоги за то, что уже случилось. И я не удивился, когда услышал от него эти слова: "Сынок, мы решили пожениться."

Она сидела в его кресле, заложив ногу за ногу. Я только пришел с работы, еще не успев отмыть въевшуюся в ладони грязь, и с глупым видом прятал руки за спиной, стоя на пороге в гостиную. Отец встал с дивана, или с ее колен - я этого не увидел - чтобы сообщить мне новость. Я пробормотал поздравления, и ушел в ванную, не задерживаясь. Скобля руки, я презирал себя за то, что не высказал хотя бы частицу того, что пришло мне в голову, пока я разглядывал ее там, в гостиной. Но посветлевшее лицо отца навело меня на мысль, что все в этом мире оправдано - лишь бы нашлась подходящая цель.

Цель училась в группе, которую он курировал - такая тонконогая студенточка. Не знаю, давно ли у них это началось, но еще с начала семестра отец заметно приободрился, а на полочке в ванной появился недешевый туалетный набор. Несколько раз я подмечал, что походка отца изменилась, от него часто попахивало хорошим вином. Очевидно, он водил ее в ресторан. Господи, мой отец клеился к студентке - еще год назад мне трудно было и вообразить себе такой пассаж.

Свадьбы не было, просто в один прекрасный момент меня поставили перед фактом, что отныне я должен готовить на троих, так как Татьяна - так ее звали - не имела свободного времени на готовку. Впрочем, это касалось только ужина, завтраков в нашей семье не случалось с десятилетие, а обедали мы всегда порознь. Эта дополнительная нагрузка не свалила меня с ног, разумеется. Поначалу я спокойно воспринял ее постоянное присутствие в нашей квартире. Наверное, потому что сам редко бывал дома - в то время я был чертовски озабочен добыванием довольно крупной суммы денег для одного прапора в военкомате. Когда же мой долг был выплачен, и я вздохнул полной грудью, меня подкосила болезнь, которой было суждено продержать меня в постели почти месяц - казалось бы, совсем недолго, но за это время случилось многое.

Мне следует описать мою мачеху. Невысокая, неброская, худенькая девушка с прозрачными глазами. Всегда полуоткрытый обиженный маленький рот, словно ей невтерпеж высказаться, только никто не дает. Ярко-красные тонкие губы. Стройные изящные ноги, которые она не прочь показать выше колен, всегда в черных полупрозрачных чулках. Очень маленькая, почти плоская грудь - на такое я обращаю внимание тотчас же после коленок... Трудно сказать, чем она соблазнила отца. Она выглядела до предела невинной, словно никто еще не залезал ей под юбку - наверное, это.

Почти весь день, не считая утренней пары лекций, она отсиживалась дома, где расхаживала в коротком голубом халатике, заняв примыкавший к моей комнате отцовский кабинет, который назывался в семье библиотекой. Отец бывал в институте целый день, до позднего вечера. Иногда они выбирались куда-то проветриться, думаю, что в ресторан, или к знакомым отца. Когда она была дома, ее навещали ее знакомые студентики и студентки. Я их особо не различал. Все это школярское братство в то время меня тяготило.

Я оставался спокоен, пока не случилась чертова болезнь. Не могу сказать, что меня она прельщала. К тому же, у меня в то время имелась своя девушка, с которой я спал, хоть и нерегулярно, но отчаянно, насыщаясь каждую третью ночь, когда ее мать дежурила в больнице. Как только я слег, наши встречи прекратились, и уже через неделю моя плоть принялась меня терзать.