Пасынок империи (Записки Артура Вальдо-Бронте)

— Дорого. И вообще с этим осторожнее. Могут измениться приоритеты. Ко мне на частный прием многие с этим приходят: у меня 120, сделайте мне 140. И я всегда предупреждаю: да, сделаю, конечно, но вы должны быть готовы к тому, что все, чем вы сейчас занимаетесь, может перестать вас интересовать, и вы удалитесь в горный скит доказывать теорему Тракля. Так что десять раз подумайте. У вас с этим и так все в порядке.

— Подумаю.

— А еще мы никогда не мешаем завершить образование, а иногда и помогаем его получить. И на работу помогаем устроиться. Причем на такую, с которой пациент не сбежит сразу, как только мы отвернулись. Хотя он попал к нам потому, что поступал далеко не лучшим образом. Несправедливо? Конечно. Но всегда приходится выбирать между справедливостью и эффективностью. Мы выбираем последнюю.

Была пятница. Около двух.

— На сегодня все, — сказал Старицын.

После сеанса психокоррекции голова была как всегда тяжелой. Я сел на кровати.

— Вы у нас пообедаете или дома? — спросил Олег Яковлевич.

Я даже не сразу понял, о чем он. Я, конечно, надеялся, что на выходные меня все-таки отпустят, но обреченно настроился торчать тут до вечера.

— Дома, — быстро ответил я.

— Хорошо. Руку давайте.

Он достал свой стандартный набор: резиновые перчатки и дезинфицирующее средство. Вынул у меня из вены иглу с металлическим шариком на конце, которая всю неделю работала антенной для связи с биопрограммером, и дезинфицировал место, где она стояла.

— Браслет пока останется, — сказал он. — В воскресенье вечером, к семи, к нам. Приходите сразу в свою комнату. Не опаздывайте. Кольцо берите.

И он вернул мне кольцо, без которого я прожил три дня.

— Спасибо, — глупо сказал я, надевая кольцо и наконец, чувствуя Сеть.

— Не хотите взглянуть на результат нашей работы? — спросил он. — Есть микрофотографии нейронной сети. Можете посмотреть в узловых точках, где наибольшие изменения. Я объясню, что к чему. Скинуть?

— Да, только я потом сам посмотрю. Разберусь, я же все это сдавал.

Честно говоря, смотреть на то, как они меня переделали, было жутковато, так что я отложил это на неопределенное время.

— Ну, как хотите, — сказал Старицын. — Будут вопросы — спрашивайте.

Я кивнул.

— Олег Яковлевич, а мне можно на море съездить?

— Можно. А в какое место?

— В Нептуно.

— Хорошо. Я отметил. Только, Артур, зная ваш характер, я должен вас предупредить. Система контрольных браслетов устроена таким образом, чтобы в случае чего полиции вас долго не искать. Поэтому я не могу задать слишком большой регион, где вам можно находиться. Сейчас у меня проставлено: Кириополь, Нептуно и дорога туда и обратно. Но вы должны помнить, что Нептуно — это Нептуно, а не, скажем, Белый Риф.

— А если я яхту возьму?

— Угу. Хорошо. Нептуно плюс десять километров от берега. Хватит?

— Конечно.

— И все же. На всякий случай, чтобы вам не уехать в ПЦ из-за ерунды. Если вдруг вы летите не в Нептуно, а куда-нибудь еще, связываетесь со мной и говорите, куда. Минутное дело сменить настройки. Договорились?

— Договорились.

— Ну, вот и хорошо. Вас в вестибюле ждет Марина Леонидовна. Мне ее пригласить?

— Да, — чуть не закричал я, но взглянул на свою тюремную одежду, ее пару раз успели сменить за это время, но от этого она не стала изящнее. — Только переоденусь и соберу вещи.

— Переодевайтесь, а вещи собирать незачем. До воскресенья не пропадут.

Переоделся я с какой-то космической скоростью и вылетел в коридор. Марина уже подходила к двери. Я сгреб ее в охапку и прижал к себе. Она была на голову меня ниже и раза в два уже в кости, хотя я вроде бы тоже не Илья Муромец.

Я взял ее на руки.

— Ой, — сказала она.

И обняла меня за шею.

И я понял, что больше ее не отпущу, только еще пять дней в ОПЦ. И все. Больше никогда.

Маринка была легкой, и я донес ее почти до выхода. В десяти метрах от будки охранника она сказала:

— Поставь!

И дальше мы шли, взявшись за руки.

У выхода нас подкараулили журналисты. Так что я уже не сомневался, что фото, где мы с Маринкой держимся за руки, обойдет всю Сеть. Причем ее рука в моей крупным планом.

— Вас освободили совсем, господин Вальдо? — спрашивали меня.

— Нет, отпустили на выходные.

— Собираетесь возвращаться?

— Конечно.

— Как вам Открытый Центр?

— Неприятно, но не смертельно.

— Как ваш отец относится к вашим отношениям с Артуром? — это Маринке.

— Я совершеннолетняя.

— То есть негативно?

— Он не вправе мне указывать.

Мы пробились через толпу и уже надеялись, что оторвались, но тут-то нас и ждало самое интересное.

На стоянке минипланов, опершись на одну из машин, стояла Ромеева собственной персоной. На ней был темно-зеленый бархатный пиджак поверх белой блузы с невероятной пышности жабо и темно-зеленые бархатные же брюки: помесь модерна с барокко.

Рядом с нею возвышался телерепортер, выше ее, по крайней мере, головы на две.

— Добрый день, Артур. С освобождением. Здравствуйте, Марина.