— Да как видишь, — ответил двойник Наместника с заметной обидой, — кто-то просто не верил, пытался найти выход. Кости этих упрямцев до сих пор гниют по углам… Кто-то так вовсе целое представление передо мной разыгрывал. Столько слов красивых наговорил — лишь бы убедить меня, что виноваты все вокруг, а он-де чистенький. Что просто вынужден был так поступить. Или умничать принимался, себя обеляя. Что еще хуже.
С этими словами двойник Наместника подошел к «гостям», указывая на двоих из них: на нарядного господина средних лет с неподобающе небритым и обветренным лицом, и на его спутницу — черноволосую красотку лет на десять младше.
— Вот как эти — видишь? При жизни он был легендарным Динияном Расхитителем Гробниц, а она его напарницей-любовницей по имени Арла. Оба притащились сюда аж из далекой Амирии. Тамошний люд вообще-то охоч до чужого добра, так что ни тени раскаяния я от этих двоих не добился. Напротив, все ту песню старую затянули, что мертвым-де все равно, что сокровища нужны живым. Пришлось сделать этих искателей сокровищ… своими игрушками. Чем-то вроде кукол в представлении для вновь прибывших.
— Навечно, — уже зная ответ справилась Нарра.
По-человечески ей хотя бы этих двоих было жаль. Ведь несмотря на ремесло свое, позорное даже для воров, злодеями они не выглядели. Просто сильные и красивые люди, пожелавшие от жизни недозволительно много.
— Пока не уйдет проклятье, — молвил ее собеседник, — точнее, пока ты его не снимешь. Да-да, я сейчас обращаюсь именно к тебе. Скрывать и отрицать бесполезно: ходоков сюда я вижу насквозь. Ты пришла не без греха, дружок твой — тоже. Но он слишком упрям и уверен в своей правоте… так что кукла из него получится отменная. Но ты! Ты-то готова раскаяться и покинуть дворец? Чтобы понести заслуженную кару?
— А… Фангор? — робко осведомилась Нарра, хоть смутно, но уже понимая, каков будет ее выбор.
Как бы ни пугали воровку-неудачницу мечи стражей и суд Наместника, но еще меньше ей хотелось оставаться во дворце. В этом жутком месте между мирами мертвых и живых. Не желала девушка и подобной участи для товарища по несчастью. Того единственного на весь Ак-Давэр человека, что согласился прийти ей на помощь.
Ответ развеял остатки сомнений.
— Когда проклятье разрушится, удержать ни тебя, ни твоего дружка здесь будет нечему. Будто сама не знаешь. Так что я повторяю вопрос: согласна ли ты…
Чтобы сказать «да» много времени не потребовалось.
Хватило одного мига, чтобы зал опустел и погрузился в темноту, подобно другим помещениям дворца. А следом, распахивая створки двери с облупившейся позолотой, на порог буквально влетел Фангор. И прямо вцепился в Нарру, при виде спутника едва сдержавшую слезы.
В следующее мгновение стены дворца с грохотом задрожали, крошась и разламываясь. С потолка посыпались мелкие камушки; одна из колонн, подпиравших его, обвалилась. А через пролом, образовавшийся в одной из стен во дворец уже заглядывал дневной свет. Дневной! Без малейшего намека на ночь!
— Отсиделись, называется, — проворчал Фангор. Затея с бегством из Ак-Давэра в зверином обличье пошла прахом.
— Да ладно, — с совершенно неуместной казалось бы беззаботностью бросила Нарра, — хорошо хоть живы остались… Да пошевелись: надо выбираться отсюда. Пока все не рухнуло.
И первой устремилась к пролому, расширявшемуся на глазах.
От дворца они успели отдалиться на пару кварталов — бежали, не разбирая дороги и не единожды едва не столкнулись с прохожими. Однако стражи все равно настигли Нарру и ее спутника… точнее даже не настигли, а вышли навстречу. И на беду оказались теми же самыми, что уже едва не сцапали дерзкую воровку в «берлоге» Данара.
Так что Нарру по крайней мере десятник узнал в лицо — да почти сразу. Вместе с воровкой взяли и ее спутника, не особенно волнуясь насчет невиновности последнего.
Наказание, предложенное в заброшенном дворце, все-таки пришло.
4. Плен и побег
Невольничий рынок, именуемый еще «ак-давэрским», от самого города отстоял в добрых трех часах пути. Настолько удалили, и уж тем более не выставили посреди города его по примерно тем же причинам, по каким в домах не принято располагать уборную у парадного входа. Или свалку возле самого крыльца.
Да и в самом выражении «невольничий» присутствовала изрядная доля все той же ханжеской стыдливости. В городах рабский труд уже не один век как пребывал вне закона, окончательно уступив место правилу «ты мне — я тебе». Когда продавалось буквально все, исключение хотя бы для рабочих рук выглядело попросту неестественным.
Зато вне каменных стен со столь же давних пор пестовалось понятие «невольник». Что не есть раб, а просто преступник, искупающий вину свою тяжким трудом. На рудниках, например, или в любом другом малоприятном месте, где люди живьем выдерживают от силы несколько лет. И куда свободного человека по доброй воле не заманишь никакими деньгами.