Яким не баловал противника разнообразием атакующих приемов, зато поражал завидной в его возрасте силой и напором.
— И я так! И я так!
Хрипло выдыхая на слове «так», он вновь попытался разрубить рыцаря, который не успел подхватить с пола меч и теперь метался по избе, стараясь хоть как-то уцелеть. Ну, спрашивается, должен этот старый пенек умаяться? Или они до бесконечности будут играть в «кошки-мышки»? А тут еще лужа на полу, два тела, опрокинутая лавка… Хвала Господу, что Аделия с появлением Якима поступала единственно правильно — не помогала, но и не мешала. Забилась за печку и сидела там, испуганно выглядывая.
Вот зря он отвлекся на королевну!
Стоило только скосить глаза в сторону от дедка-убийцы, как тот ловко сократил расстояние и зацепил Годимира по плечу. Вскользь, самым кончиком лезвия, но очень чувствительно.
Зашипев от боли, рыцарь попытался поднырнуть под вооруженную руку, но Яким легко разгадал его маневр, полоснул на уровне живота — своего живота, само собой, — и едва не обрезал усы. Вместе с носом.
— Старый ты козел! — позабыв о приличиях и чести странствующего рыцаря, ругнулся Годимир, обходя стол. Хоть мебелью отгородиться на время и перевести дыхание.
— Все сдохнете! — Яким, не раздумывая, саданул ногой по столешнице снизу. Нет, ну разве так должен драться пожилой человек, пусть даже и самой разбойничьей натуры? И силища-то, силища… Молодым был, небось, медведей ломал голыми руками.
Стол подскочил, как живой, ударил рыцаря в живот, отбросил к стене и подмял упавшего, придавив немалым весом. Тоже ладили на совесть — из дуба или бука.
Под торжествующий рев старика, Годимир попытался выползти из-под стола. Крутился ужом или, по меткому выражению кметей из Чечевичей, как гадюка на вилах.
— Врешь, не уйдешь! — орал Яким, норовя пнуть сапогом по судорожно дергающимся ногам рыцаря. К счастью, не попал ни разу. Схватился свободной рукой за ножку. Крякнул, дернул!
Пальцы Годимира вдруг поймали что-то продолговато-округлое, до боли похожее на рукоять меча.
— Ага!
Словинец коротким тычком снизу-вверх встретил прыжок размахнувшегося ножом деда…
Яким ухнул филином и застыл. Его туловище с двух сторон под мышками обхватили рога здоровущего ухвата. Не иначе, Якуня из печи те казаны тягала, что сейчас на кольях во дворе сушатся — десяток воинов накормить, не меньше. Зачем двум старикам такие в хозяйстве? Рукоятка ухвата упиралась в опечек — чем больше дед давил, тем надежнее его держало.
Несколько ударов сердца потребовались Годимиру, чтобы сообразить — вместо меча ему под руку попался вот этот самый король кухонной утвари. Яким это же время потратил с меньшей пользой — хрипел и вращал налитыми кровью глазами. Потом вдруг зарычал (и в голосе его уже не было ничего человеческого — одна лишь слепая ярость) и взмахнул секачом.
— Ручки коротки! — язвительно бросил рыцарь, не отпуская тем не менее держака. На Господа надейся, а коня привязывай сам.
Яким рыкнул оголодавшим медведем и попытался пнуть словинца ногой.
— Ну-ну… — Годимир легко избежал встречи с вражьим чоботом. Просто согнул ноги. А потом с наслаждением саданул деду под колено. Раз! А чтоб доходчивей — повторил. Повторение, как говорится, мать учения.
Старик-разбойник головы не потерял, несмотря на показное буйство. Быстренько отодвинул ноги за пределы досягаемости пяток рыцаря. Стоять ему, правда, в такой позиции оказалось неудобно. Раскоряка раскорякой. А потому Яким замер, опасаясь пошевелиться.
— Влип, старый боров? — Годимир, не выпуская из виду опасного старичка, тихонько сел на корточки, потом, взявшись за самый кончик ухватной рукояти, осторожно выпрямился. Яким заворочался, почувствовав, что опора уже не столь крепка, но рыцарь с силой налег на ухват, выталкивая врага в сени. — Пошли, что ли, пенек трухлявый?
Вот так они и выбрались на подворье — держась за противоположные концы ухвата.
Тени удлинились, но до сумерек было еще далеко.
На окровавленной траве валялись мертвые кони. Вспоротые животы глядят в небо. Копыта отрублены. Длинные желтые зубы скалятся в последней усмешке.
— Ты… — задохнулся Годимир. — Козел душной! Что ж ты наделал?
Вместо ответа Яким налег на ухват так, что держак согнулся дугой.
— Сдохнешь!
Старик широко размахнулся ножом, но по Годимиру не попал — оставил глубокую зарубку на рукоятке ухвата.
— Сам сдохнешь! — Рыцарь уперся изо всех сил, намереваясь с разгона ударить деда спиной о бревенчатую стену.
Да не тут-то было! Яким сопротивлялся изо всех сил и, следует признаться, весьма успешно. Крякнул, расставил пошире слегка косолапые ступни и попер навстречу.
Так они и крутились, вытаптывая траву, валяя колья с казанами и непонятно для чего расставленные там и сям буковые чурки. При этом дед, брызжа слюной, рубил изо всех сил черенок ухвата. Крепкая, отполированная ладонями за долгие годы использования, деревяшка поддавалась с трудом, но вода камень точит — щепки летели все чаще.
Вот сейчас хрустнет!
Годимир еще раз попытался опрокинуть упрямого деда, толкнув его на неприметную в зарослях белоуса жердь, но держак вдруг сломался с сухим, мерзким звуком.