Пасынок судьбы. Искатели

Договорить мне не удалось - раздался скрежет, треск, нас всех бросило вперед, закричали люди. Поезд стремительно останавливался, погас свет, запахло паленым, какой-то синтетикой. Меня швырнуло в самую гущу визжащих, орущих, барахтающихся людей, больно ударило головой… На миг я даже провалился куда-то, но сразу очнулся, и тут на меня полетели другие пассажиры и их вещи, все эти нервирующие в часы пик сумки, авоськи, огромные челночные баулы, набитые турецко-китайским барахлом.

Длинный штырь чьего-то зонтика попал мне в рот, больно оцарапал щеку и небо, на зубах заскрипел песок… Я оказался на полу, отполз в сторону и привалился спиной к сиденью.

Поезд остановился. В вагоне, в кромешной темноте, люди давили друг друга, нелепо метались из конца в конец, страшные в своем паническом безумии. Вдруг что-то вспыхнуло, затрещало и все осветилось - оскаленные рты, вытаращенные глаза, кровь на одном лице, дым, поваливший откуда-то белыми клубами… Сразу стало нечем дышать, люди закричали еще страшнее, где-то что-то разбилось, зашипело… И тут я увидел Бориса: он лез по проходу, держа в одной руке исходящий пеной огнетушитель, другой тащил какого-то ребенка. За ним ползло сплошное облако белого удушливого дыма.

Борис заметил меня и прокричал, перекрывая вой обезумевших людей:

- Живой? В порядке? Давай за мной!

Я кивнул, столкнул с колен чей-то дипломат и попытался встать. Мне это удалось, хотя и с трудом - здорово болела ушибленная нога, в голове звенело. Я полез сквозь толчею за Борисом, старясь удержаться на ногах и не потерять искателя из виду.

Мы пробрались на переднюю площадку. Поезд по-прежнему стоял неподвижно. Паника мало-помалу затихала. Дым рассеялся, в полумраке люди искали свои вещи, заплаканная женщина в дорогом кожаном пальто прижимала к груди девочку лет пяти, ту самую, которую вытащил из давки Борис. В соседних вагонах было спокойнее, чем в нашем - там ничего не загорелось.

Из «головы» состава сквозь поезд, открывая торцовые двери вагонов, прошли машинист и милиционер. Машинист, бледный и злой, громко объявил, что все в порядке, возгорания потушены силами пассажиров, поезд обесточен, скоро его вытянут на ближайшую станцию.

- Второй «звоночек!» - невесело усмехнулся Борис, отряхиваясь.

Я прислонился к стенке вагона, пытаясь избавиться от звона в голове.

- Старайся не вдыхать глубоко! - искатель ощупал мою голову, послушал пульс. - Вроде все в порядке. Ты присядь!

Я сел, где стоял, прямо на грязный вагонный пол. Пассажиры успокоились, переговаривались, кто-то нервно засмеялся. Не верилось, что еще пять минут назад эти самые люди превратились в обезумевшую толпу, готовую топтать друг друга, чтобы спасти свою жизнь.

Состав содрогнулся, где-то громыхнуло, и мы, наконец, медленно поехали. В вагонах было по-прежнему темно, мимо плыли стены тоннеля, змеящиеся кабели, какие-то проходы, уводящие в густой мрак, кое-где горели тусклые аварийные лампочки.

Дальнейший путь мы проделали без всяких приключений, если не считать косых взглядов милиционеров в переходе на «Киевской». Мы с Борисом здорово вывозились и походили на бомжей.

Громадный сталинский дом на Бережковской набережной, в котором жил Паганель, казался океанским лайнером со светящимися окнами, плывущим сквозь морось холодного осеннего дождя. Мне безумно захотелось оказаться в тепле, почувствовать себя под защитой надежных стен пусть даже чужого жилища. И еще очень хотелось почистить зубы - неприятный привкус во рту вызывал позывы тошноты.

Квартира Паганеля занимала весь верхний этаж башенки, возвышающейся над одним из крыльев дома. Мы поднялись наверх на лязгающем и грохочущем лифте, напоминающем «пипилакс» из данелиевской «Кин-дза-дзы».

Правда, Борис настаивал на подъеме по лестнице, но я бы просто не выдержал. После всех наших злоключений искатель заметно нервничал, тревожно озираясь, словно за каждым углом нас подстерегало что-то ужасное. Я прекрасно понимал его состояние - третий «звоночек» мог оказаться роковым.

И еще меня не отпускало чувство, что где-то наверху, за низкими сентябрьскими тучами, ворочается что-то огромное, и временами оттуда до меня долетает тонкий, будто хрустальный, звон…

Дверь Паганелевой квартиры - сплошной стальной лист - не имела ни глазка, ни звонка, ни ручки, ни даже замочной скважины.

- Он ее магнитом открывает, - пояснил Борис, попросил у меня спичку, вставил ее в какую-то неприметную дырочку над косяком и несколько раз ритмично нажал.

- Скрытый звонок. Очень удобно. Паганель сразу знает своих, - добравшись до двери, Борис явно приободрился.

Дверь открылась неожиданно мягко для своей внушительной массивности. На пороге стоял высоченный - под два метра! - седой человек в меховой безрукавке. Усы и старомодная бородка клинышком придавали ему сходство скорее с Дон Кихотом, чем с жюльверновским чудаком-профессором, только на носу рыцаря печального образа сидели вполне современные прямоугольные очечки, а в зубах дымилась изогнутая резная трубка.

- Боренька! Здравствуй, дорогой! А Денис-то Иванович… Ты уже знаешь?

Борис кивнул.