Пасынок судьбы. Расплата

– Ах, вот как! – загремел Паганель, и ударил кулаком в дверь: – А я-то, старый дурак, едва не попался на твою удочку! Что это было, ты спрашиваешь, змееныш? Это сработала «сторожка», мина-растяжка, которую я на всякий случай установил в одном из коридоров, после того, как мы его прошли – вдруг кто-то захочет поиграть в подземных следопытов, пройти следом за нами! И кто-то захотел, а теперь лежит, заваленный тоннами земли и камня! Задаю вопрос: таки кто это был?

Я промолчал, ужаснувшись самой мысли о том, что Слепцов и его сотрудники по нашей милости попали под взрыв и обвал, и возможно – погибли!

– Молчишь! – продолжал Паганель, распаляясь: – Молчишь, мерзавец! Тогда я отвечу! Ты, человек, которого я пустил в свой дом, которому помог, верил, как другу, оказался неблагодарной скотиной! Ты подставил меня, продал, а кому – я все равно узнаю! Молчишь?! Ну-ну, молчи, молчи! Посмотрим, что ты заговоришь через пару дней, посидев здесь без воды, без пищи! Все, прощай, я ухожу!

Желтый свет фонарика в окошке померк, послышались удаляющиеся шаги, мелькнул последний, слабый отсвет и все погрузилось во мрак. Я остался один, и первой моей мыслью было: «Ну почему я не взял с собой наган!» Только темнота была мне ответом…

* * *

Убедившись, что Паганель ушел, и даже слабое эхо его шагов замерло где-то вдали, я решил осмотреть мою подземную темницу. Чиркнув колесиком зажигалки, осторожно, чтобы не сбить пламя, я пошел от двери вдоль стены, внимательно оглядываясь вокруг…

Я находился в квадратной комнате, шагов десять на десять, с земляным сыроватым полом и бетонным, закопченным потолком. В кирпичные стены кое-где были вбиты железные крючья, на полу в углу валялась пара насмерть сгнивших досок. Под самым потолком над дверью я увидел замазанный штукатуркой относительно свежий шов. Все, больше в комнате ничего не было…

Поначалу я не терял присутствие духа. Темнота не действовала на меня угнетающе – с раннего детства я был приучен спать один, без родителей и без света, да и потом, уже «в школьные годы чудесные», выигрывал немало мальчишеских споров, в одиночку проходя насквозь подвалы под домами или принося «цветочек» с городского кладбища. Была у нас такая идиотская с точки зрения взрослого человека «игра» – ночью сходить к свежей могиле, и принести в подтверждение своего «подвига» бумажный цветок с венка…

Я обшарил карманы брюк, рубашки, бушлата, и обнаружил: тысячу сто тридцать восемь рублей двадцать копеек, одноразовую зажигалку, пачку «Кента № 4», в которой оставалось две сигареты, ключи, ни один из которых даже по форме своей не подходил к замку в двери, блокнот, японскую шариковую ручку в блестящем серебристом металлическом корпусе, носовой платок и злосчастную фибулу, завернутую в бумагу. Да, не густо!

Зажав ключи в горсти, я, как смог, простучал стены моей темницы – ничего, везде сплошной глухой, тупой звук.

При свете зажигалки еще раз осмотрев дверь, я пришел к весьма не утешительному выводу – сваренная из пятимиллиметровых стальных листов, она могла бы выдержать, наверное, даже прямое попадание артиллерийского снаряда.

Вдруг меня осенило: земляной пол! Конечно, можно же сделать подкоп! Правда, у меня нет ничего похожего на шанцевый инструмент, но это не так уж важно – мягкую землю можно ковырять чем угодно, хотя бы теми же ключами, если их правильно зажать в руке.

Я приступил к земляным работам. Сперва я начал копать прямо под дверью, но очень скоро выяснилось, что там в глубину уходит бетонная стена фундамента. Я проследил ее на глубине сорока сантиметров, и понял, что это бесполезно. На всякий случай, для очистки совести, я поковырялся у всех трех стен моей темницы – результат тот же! Конечно, кирпичные стены не будут ставить на мягком грунте, под них обязательно должны были подвести мощный фундамент, и будь у меня даже лопата, сомневаюсь, что мне бы удалось докопаться до основания этого фундамента.

Я сел на корточки, задумался, и почему-то представил, как я потом, когда выберусь отсюда (а в том, что я выберусь, я в ту минуту, не смотря на постигшую меня неудачу, не сомневался!), буду рассказывать Борису о своих попытках освободиться, и он очень уверено заявит: «Ну, старик, из твоей камеры можно было бы уйти тысячей разных способов!» И конечно, начнет предлагать свои варианты, как будто я тут, в темноте и тишине, все эти варианты не продумал, не попробовал, и не отбросил, как невыполнимые…

Что ж! Раз сделать ничего нельзя, остается ждать! Я сел на пол, закурил, и начал размышлять…

Конечно, если группа Слепцова подорвалась на мине, ФСБ обязано заинтересоваться этим подземельем. Они расчистят завалы, пройдут по всем лабиринтам, и в конце концов отыщут меня! Даже если предположить, что все, кто знал о нашей операции, погибли, есть же еще Борис, который объяснит, подскажет, поможет! И если вдруг взять самый худший вариант – ФСБ не сможет меня найти, то Борис-то должен предпринять какие-то шаги! В общем, надо не раскисать, а ждать и надеется!