Пасынок судьбы

А самое страшное, что эта школа считается одной из лучших. Здесь подонков ещё сдерживают драконовские правила, всё напичкано системами слежения, к которым может апеллировать любой ученик в случае несправедливого обвинения, попечители – известные люди, которые не потерпят бардака на своей территории и не позволят кому бы то ни было открыто устанавливать свои правила. И даже Виктор Кампос здесь не всемогущ. Влиятелен, стрижёт свою долю «за место», но вмешаться может лишь до определённого предела. Подонки Бенито не могут в открытую нарушать законы государства и устав школы, потому больше разбираются старыми дедовскими средствами – кулаками и шантажом, гнобя лишь тех, кто не может ответить, а таких всё же меньшинство в общей массе. В других, менее элитных школах творятся такие вещи… Здесь рай по сравнению с ними!

Я не боюсь. И никогда не боялся. У меня не было отца, но мать всегда ставила в пример деда, сильного и смелого человека, который тоже никого не боялся. Я с детства хотел стать похожим на него и отступать перед подонками не буду, это дело чести.

Они это поняли и отстали. Устроили для меня несколько показных избиений за территорией, затем несколько раз крупно унизили и оставили в покое. Правильно, зачем тратить время на «этого русского придурка», если есть жертвы попроще?

Отстали, но на мушке держали. И я не сомневаюсь, что мы схлестнёмся ещё не раз.

– Забей! – раздался с соседнего ряда голос Хуана Карлоса.

Я обернулся. Специалист по воде и железу разглядывал на своём терминале какие-то чертежи, игнорируя происходящее. Очередной корабль. Большой и красивый, примерно середина двадцатого века – только тогда корабли имели такие огромные башни главного калибра.

– Достали уже! – излил я душу в двух словах. Трясун заканчивался. Я восстанавливал контроль. Это тоже вошло в привычку – утихомиривать ярость, свою необузданную спутницу, моё спасение и моё проклятие. Слишком часто приходится это делать.

– Они просто уроды, Хуанито! Потерпи! Осталось каких-то полтора года! Ты лучше их, они это знают, оттого и бесятся! Забей!

Хуан Карлос по жизни оптимист. С другим человеком мы вряд ли бы сошлись. Я тоже ненавижу нытье, и самому мне иногда просто необходим заряд позитивного настроя. Я черпаю у него настрой на лучшее, а он видит во мне благодарного слушателя своих безумных проектов, зубодробительных описаний и характеристик древних плавучих посудин, морских сражений и выкладок по экономике, истории и стратегии далёкого прошлого. Мне это не всегда интересно, но такое тупое унылое прослушивание реально поднимает настроение с минусовой отметки хотя бы до нулевой. А это уже много.

Я выругался под нос. Сзади раздавались едкие комментарии, которыми банда Толстого перебрасывалась между собой, объектом которых были, естественно, я и моя мать. Не реагировать! Ни в коем случае не реагировать!

– А это что у тебя? Опять что-то раскопал? – кивнул я на терминал Хуана Карлоса. Надо, чтобы предательская дрожь и желание встать и начистить Толстому рыло отступили. Именно этого он и добивается. Агрессии. Чтобы меня отчислили. «Сидеть, я сказал!» – мысленно заорал я на себя.

Полегчало.

– Это «Тирпиц»! – гордо ответил Хуан Карлос, разворачивая виртуальное изображение ко мне и увеличивая масштаб. Да, чертежи, причём очень подробные. – Германский линкор времён Третьей империи. Представляешь, его водоизмещение…

Когда Хуан Карлос начинает говорить о кораблях, то забывает обо всём на свете. Глаза его загораются фанатичным блеском, все иные мысли испаряются, он рассказывает с таким упоением, что ты волей-неволей начинаешь видеть описываемое перед глазами. Появляется желание оказаться в том времени, в том месте, на той самой палубе. Увидеть воочию, как эти махины сражаются друг с другом, услышать грохот разрывающихся бомб и снарядов, гром выстрела его величества главного калибра, плеск волн, когда снаряд не долетает до цели, и рокот летящих в небе самолетов. Хотя, когда появились самолеты, главный калибр уже не использовался, вся война на море сосредоточилась на боях морской авиации. Вроде.

Ладно, не важно это. Важно то, что и я поддался его магии внушения, на несколько мгновений забыв о Толстом, о школе, обо всём, что произошло сегодня. Я не вникал в то, что он говорил, на это не хватит даже моей ангельской выдержки: все эти длина, ширина, калибр орудий… Слушая Хуана Карлоса, я думал о матери. О том, как несправедливо всё в жизни получается. Ведь если бы они задевали одного меня, это бы так не бесило. Я бы забил, понимая, что сие не самая большая проблема жизни. Главное – доучиться. Но подонки били ниже пояса, трогали самое ценное, что есть у человека. Мать.