Патефон [СИ]

Рей откидывается на спинку дивана и беззвучно смеется своим глупым мыслям, закрыв рот ладонью. Потом снова жадно вглядывается в сделавшийся вдруг таким мистическим образ мужчины всего в нескольких десятках метров от ее крыши.

За несколько минут, что он проводит на свежем воздухе, она успевает придумать целую историю о печальном бессмертном принце, что не может появляться на улице при свете дня.

Давным-давно на него было наложено заклятие, и теперь он обречен скрываться во тьме. Оттого он такой бледный и задумчивый, немного отрешенный. А во всем его обличье есть странное очарование старины, будто он не принадлежит этому времени.

Думать об этом приятно. Рей нравятся старые вещи. Еще больше нравятся — неидеальные, со своими сколами, царапинами, отпечатками чужих рук, хранящие в себе память прошлого.

А еще приятно забавлять себя праздной мыслью о том, как она, одинокая девушка, никому не известная Рей, вдруг познакомилась бы с ним. Как бы это могло случиться с такой, как она, воображение ей не объясняет — это просто случается.

Да, это было бы настоящее приключение, решает Рей, потом глядит на успевшую опустеть лоджию и хмурится, чем разгоняет непрошеные мысли. Пора бы ей лечь спать, а то завтра за прилавком она не сможет так искренне улыбаться.

Вечер

Смуглый мужчина с тугими кольцами черных блестящих волос, засевший в булочной на обеде да так и задержавшийся за столиком на добрых два часа, — это По Дэмерон, писатель без гроша. Его книги не печатают, его талант не продается. Но Рей нравятся его романы, которыми он иногда платит им с Роуз за бесплатную выпечку.

Он выпил одну чашку кофе и съел рогалик, а все остальное время писал. Ручкой по бумаге. Старомодность его стиля заставляет Рей уважать его чуточку сильнее, чем любого другого художника-на-мели. А их она успела повидать.

Его пальто заношено, а ботинки явно не годятся для осени, и Рей невольно бросает на него то и дело короткие взгляды, пытаясь разгадать, в каких условиях ему приходится жить и творить. Эти мысли прогоняют улыбку с ее лица, заставляя глядеть на всех исподлобья, со строгой серьезностью.

Роуз непременно бы заметила эту перемену в ней, если бы сама не была так вымотана. С отстраненным лицом и слабой улыбкой она обслуживает посетителей — Рей знает, что она опять не выспалась. Роуз живет с сестрой, сраженной серьезным недугом, и все ее свободное время уходит на заботу о больной. «Хоть бы раз выспаться вдосталь!» — как-то пожаловалась та ей.

— А что за грусть-тоска в такой светлый день?

По сам убирает за собой посуду, хоть и не обязан. Роуз улыбается чуть искреннее и забирает его поднос, Рей же отвечает ему легким кивком головы, раскладывая в корзины на прилавке новую порцию свежей выпечки.

— Прочтешь? — По протягивает ей рукопись — стопку листов, прошитую от руки грубой толстой ниткой.

Рей берет их в руки и пролистывает, наслаждаясь весом плотной бумаги в руках. Она сделает это с удовольствием. Например, завтра, в свой выходной.

— Напиши, что думаешь, на последнем листе.

По благодарит Роуз за пакет с выпечкой, который та сует ему на прощание, пока управляющий не вышел в зал, и уходит прочь.

Рей хочет отложить рукопись в сторону, под прилавок, но ее глаза уже зацепились за первое предложение верхнего абзаца на первой странице:

«В одном далеком-далеком королевстве, за дремучими лесами, за глубокими и чистыми, как небесные колодцы, озерами, за заснеженными пиками крутых гор жила в своей одинокой, затерянной на нехоженном давным-давно болоте хижине заколдованная дева…»

Рей бы так и не заметила, как продолжила читать, но тут Роуз напоминает ей об успевшей образоваться очереди, и она все же прячет рукопись.

Вечером она возвращается домой в приподнятом настроении, испытывая душевный подъем, свойственный приятным переменам в жизни, хотя никаких перемен с ней так и не случилось.

Это по-прежнему она, такая, какая есть, возвращается в свою такую знакомую, такую привычную и такую неизменную, как и весь размеренный уклад жизни на этой улице, мансарду.

Старая мебель, не покидавшая помещение десятилетиями, на месте, все ее маленькие сокровища, составляющие радость ее жизни, — тоже.

Ничего не изменилось. Хотя что-то неуловимое все же успело прокрасться в дом вместе с ней. Рей еще не может вычислить этого тайного гостя, но уже уверена в его присутствии.

И только когда она садится ужинать у кухонного окна, наблюдая, как над серыми крышами, будто вырезанными из бумаги, на фоне рыжей полосы заката сгущаются ранние осенние сумерки, Рей угадывает, что же сегодня не так.

Предвкушение.

Вот что поселилось в ее маленьком скромном жилище. Она ждет позднего вечера, ведь где-то глубоко внутри нее теплится надежда, что она вновь увидит того мужчину, что выходил вчера ночью подышать свежим воздухом.