Патент АВ

— Он еще не запатентован, — простодушно ответил Попф. — Вот проведу здесь первые массовые инъекции, потом съезжу в Бюро патентов. А против вторичной встречи с вами не возражаю. Только учтите, что мои требования окончательны. Спор может идти только о денежной стороне договора. Так вы своему шефу и скажите.

Весть, что эликсир до сих пор еще не запатентован, окончательно убедила господина Синдирака Цфардейа, что он имеет дело с более чем непрактичным человеком. Но он и виду не подал, какое значение он придал словам доктора Попфа. Тем более что у него тут же возник новый план действий, о котором нужно было как можно скорее доложить своему начальнику. Он откланялся и побежал на междугородную телефонную станцию.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ, в которой рассказывается о том, что предложил господин Синдирак Цфардейа, вернувшись с телефонной станции и что за этим последовало

При первом же известии об эликсире бакбукского врача Попфа в акционерном обществе «Тормоз» поняли, что это изобретение исключительного значения. Речь шла о подлинной революции в животноводстве и всех связанных с ним отраслях промышленности и торговли.

Подумать только — поросята, телята, ягнята вырастали до размеров взрослой особи в семьдесят с лишним раз быстрее обычного!

Трудно было сразу подсчитать, насколько получавшаяся при этом гигантская экономия на кормах и обслуживающем персонале удешевляла мясо, шерсть, кожу, молочные продукты. Но и без подсчетов было ясно, что речь идет о головокружительном снижении стоимости насущнейших продуктов питания, предметов одежды, обуви и великого множества других товаров массового потребления. Создавались необозримые возможности роста поголовья скота. Сказочно подешевевшая шерсть и кожа должны были в год-два вытеснить из обихода большинство бумажных тканей, почти всю некожаную обувь, кроме некоторых сортов легкой, летней, привести к бурному росту шерстяной и кожевенно-обувной промышленности за счет катастрофического падения производства в хлопчатобумажной и в ряде других отраслей. А это тотчас же должно было сказаться на банках, которые их финансируют, произвести переворот в молочной, мясной и консервной промышленности, подсечь под самый корень маргариновые и многие другие тресты, выпускающие продукты для бедняков.

Директора акционерного общества «Тормоз» уже предвкушали, как будут молить о пощаде мясные, молочные, консервные, кожевенные, хлопковые, текстильные короли Аржантейи, а потом и всего капиталистического мира, как запищат прижатые к стене финансовые бароны, как все они покорно понесут в стальные сейфы «Тормоза» выкуп, сколько угодно миллионов кентавров выкупа, лишь бы не были выпущены на рынок маленькие ампулы эликсира, несущие возможность сытой, обеспеченной жизни огромному большинству народа Аржантейи и всего мира.

Еще ни одно изобретение не сулило «Тормозу» таких легендарных прибылей и такого могущества.

Тотчас же в Бакбук был послан Синдирак Цфардейа, человек дрянной, но неглупый, опытный и достаточно беспринципный. А пока поезд вез его в Бакбук, пока он там осматривал диковинное население докторского хлева, пока он вел беседу с Попфом, в «Тормозе» день и ночь шла предварительная разработка вопроса об эликсире. Уже через три часа был составлен подробный список синдикатов, концернов, трестов, картелей, отдельно действующих предприятий и банкирских домов, которые в первую очередь должны были быть подвергнуты шантажу, как только изобретение доктора Попфа станет собственностью акционерного общества «Тормоз». А в том, что оно бесспорно станет собственностью «Тормоза», никто из его работников не сомневался. Господин Синдирак Цфардейа получил при отъезде инструкцию ни в коем случае не скупиться, соглашаться на любую сумму, потому что любая сумма ничего не значила перед той, которую эликсир принесет «Тормозу» в первую же неделю после его приобретения.

Тридцать первого августа, в начале шестого часа вечера, неприметный доселе сотрудник научно-исследовательского бюро Альфред Вандерхунт доложил своему начальнику возникший у него план «рационализованного» применения эликсира доктора Попфа. Господин Шамбери выслушал его молча, не отрывая глаз от аккуратно написанной докладной записки, потом поднял их на скромно стоявшего Вандерхунта и увидел, что перед ним стоит гений, мрачный, с пустым, оловянным взором, с очень гладким, словно нарисованным рыжим пробором, с лицом без морщин, выражавшим трудолюбие и упорство, только трудолюбие и упорство, и больше ничего.