Преследователи приближались. Уже десяток пуль сидело в большом и глупом теле Меркурия. Кровь била из него тоненькими фонтанчиками, но он был живуч, как живучи все кошки. Он полз и полз, ныряя в неверные тени пыльных и грязных строений. Он ткнулся в какой-то дощатый сарай, шипя и фыркая, вскарабкался на крышу и бессильно застыл на ее гребне — красивый, огромный, весь израненный рыжий домашний кот с темными, почти черными, поперечными полосами. Сразу грянуло несколько автоматных очередей, и он тяжело рухнул на жесткую и колючую землю, покрытую противной белой пылью. Он был еще жив, в нем еще теплились силы, и, оставляя за собой густой кровавый след, он пополз вперед уже без цели и без надежды на спасение. На его пути возникла какая-то низенькая, в четверть метра высоты, дощатая ограда. Меркурий перевалил через нее и плюхнулся всем своим тяжелым телом куда-то вниз, на что-то ярко белевшее под слепящим потоком электрического света.
Пронзительный вой взвился из ямы и разнесся далеко по сонному Бакбуку. Взвился и сразу затих. Яма с негашеной известью милосердно прекратила необыкновенную, недолгую и нелепую жизнь рыжего котика Меркурия.
Как раз в то время, когда его преследователи, собравшиеся вокруг ямы, выяснили, что вытащить оттуда уже ничего не удастся, в хирургическом отделении бакбукской больницы святого Доминика открыл глаза Буко Сус. Доктор Астроляб склонился над ним.
— Я умираю? — спросил его шепотом Буко Сус.
— Ничего, — ответил ему хирург, — мы вас отлично заштопали. Вам только не нужно шевелиться.
— Меня не надо обманывать, — сказал Буко Сус. — Мне это очень важно знать. Если я умираю, вы не должны этого от меня скрывать… Уверяю вас, это необыкновенно важно…
— Если вы хотите выжить, — повторил доктор, — вам нужно первым делом помалкивать и не делать лишних движений.
Буко Сус заскрипел зубами и властно промолвил неожиданно звонким голосом:
— Скорее позовите сюда еще кого-нибудь, заслуживающего доверия и умеющего держать язык за зубами… Мне нужно сделать очень важное заявление…
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ, в которой Буко Сус делает важное заявление
— Дверь закрыта? — спросил Сус. — Надо поплотней закрыть дверь, чтобы никто не подслушал. — Его голова торчала над туго забинтованным тщедушным телом, как у египетской мумии.
— Дверь закрыта. Можете начинать, — сказал доктор Астроляб.
— Вы должны мне обещать, что сохраните в тайне то, что я вам сейчас расскажу… Пока я не умру… Через десять дней после моей смерти сообщите, кому сочтете нужным…
— Ладно, — сказал доктор Астроляб, — мы не из болтливых. Можете нам смело довериться.
— Вы должны мне поклясться в этом.
— Хорошо, — досадливо промолвил доктор, — мы клянемся.
— Пусть они тоже, — сказал озабоченно Буко Сус, — они тоже пусть поклянутся.
— Клянемся! — с готовностью отозвались ассистент и старшая хирургическая сестра. Каким только капризам больных им не приходилось потакать!
— Тогда пишите! — сказал Буко Сус. — Возьмите бумагу, чернила и пишите. Я вам буду диктовать.
— Может, вы нам пока что просто расскажете? — поморщился доктор. — А уже потом мы спокойненько все запишем. Право же, так будет проще. Боюсь, диктовка вас очень утомит.
— Я вам сказал — пишите! — настойчиво повторил Сус, и доктору пришлось покориться.
На его широком, мясистом лице с умными зеленоватыми глазками отразилось уныние: как бы бредни этого сварливого пациента не задержали его здесь до утра.
— Прежде всего… — начал Буко Сус. — Этого еще не пишите… Прежде всего я хотел бы убедить вас, что я нахожусь в полном уме: теперь около одиннадцати часов вечера. Правильно?
— Правильно, — подтвердил доктор Астроляб.
— Меня зовут Буко Сус, вас — доктор Астроляб. Правильно?
— Правильно.
— Я нахожусь в хирургическом отделении больницы; меня искусал тигр; кроме нас с вами, в комнате находятся еще два человека — мужчина и женщина; мужчине лет двадцать шесть, женщине — под сорок; в комнате горит только настольная лампа под зеленым абажуром; висячая лампа потушена, очевидно, для того, чтобы свет не беспокоил меня… Правильно?
— Правильно, — снова подтвердил доктор Астроляб.
— Имеются ли у вас сейчас какие-нибудь сомнения, что я нахожусь не в полном уме?
— Никаких, — сказал доктор Астроляб. — Вы вполне нормальный человек, хотя и сильно ослабели от потери крови.
Тень улыбки промелькнула на обескровленном морщинистом лице больного.
— А вот теперь пишите: «Я, Буко Сус, в присутствии доктора Астроляба и двух других свидетелей, приглашенных по моей просьбе (вы потом сами проставьте фамилии), чувствуя… скорую свою кончину, торжественно… заявляю перед лицом совести своей и господа нашего: доктор Стифен Попф и арестованный заодно с ним механик Санхо Анейро… ни в малой степени… не виновны… не виновны… в преступлении, которое им инкриминируется… Они не виновны ни в покушении на убийство, ни тем более… в смерти несчастного юноши Манхема Бероиме. Покушение на Манхема… покушение… совершил я…»