- Но это касается вас! - взволнованно воскликнул офицер. - И, боже мой, это же так подло!
- Касается меня? - удивленно переспросил патер. - Ну, теперь уж вы разбудили мое любопытство, милый Каульбах.
- Я все потеряю, ваше преподобие: жизнь, честь - все и повергну свою семью в нищету, если хоть одно слово из того, что расскажу, станет известно кому бы то ни было. Но только ради всего святого молчите об этом, ваше преподобие, - продолжал Каульбах, понижая голос. - Я уверен, что это безумие - подозревать вас: иначе я, конечно, не сказал бы ни слова. Вам не доверяют, ваше преподобие. В вашу исповедальню...
- Что? - воскликнул патер и остановился как вкопанный.
- Да, ваше преподобие, но, во имя неба, не выдайте меня. Это бесстыдное, непостижимое оскорбление церкви! В вашей исповедальне вмонтировано устройство для подслушивания. Вчера ночью. Эту работу выполнял один мой приятель. Но он добрый христианин и очень мучается этим. Он-то и рассказал мне обо всем.
- Пойдемте, Каульбах, - сказал патер, вновь овладев собой и внутренне успокоившись.
- Что же вы все-таки предпримете, ваше преподобие? - прошептал Каульбах.
- Смолчу, - тихо ответил патер. - Снесу позор. Вас я не выдам. Я искренне благодарен вам за то, что вы мне открыли.
- Нет, это я должен благодарить вас, ваше преподобие. О, я хорошо понимаю, как тяжко для вас молчание.
И Каульбах рассказал, что, возможно, это неразумное подозрение связано с потоплением двух подводных лодок, которые были перехвачены и уничтожены английскими охотниками сразу после выхода из Зеебрюгге. Вечером, накануне отплытия, - да ведь патер и сам присутствовал при этом - обоим командирам лодок, как положено, устраивали в казино отвальную...
Они повернули обратно, шли той же дорогой и оба молчали. Каульбах думал: "Патер принял эту историю очень близко к сердцу. Господи, лишь бы все хорошо кончилось".
На следующий день, как всегда, рано утром, патер был в церкви. Он тщательно осмотрел исповедальню и обнаружил микрофон, встроенный под доской между местом священника и исповедующимся, и провода, тянущиеся вверх по пилястре. Затем он подошел к статуе девы Марии с младенцем Христом, что стояла у входа, положил ей на колени большой букет искусственных алых роз, прошел к алтарю и сотворил утреннюю молитву.
Днем патер Бракель, занимавший под жилье верхний этаж настоятельного дома при церкви, заперся в своей библиотеке и занялся составлением письма на французском языке в адрес германского военного командования.
Вечером он снова сидел -за столом со своими партнерами по скату. Подполковник был в отменно благодушном настроении, ибо попал в полосу удач и выигрывал одну партию за другой. Еще более доволен был патер, которому удалось выполнить свой замысел - одна из сигар подполковника лежала в его кармане под сутаной.
- Ну, ваше преподобие, - воскликнул подполковник, раскладывая веером сданные ему карты, - сегодня я держу счастье за шиворот и выпускать его не собираюсь.
Подполковник опять выиграл. Сияя от радости, он обернулся к столпившимся вокруг зрителям.
Патер проиграл больше всех и заявил, что был бы очень счастлив не далее как завтра взять реванш.
- Как вам угодно, ваше преподобие, - ответил подполковник, самодовольно развалившийся в своем кресле, откусывая кончик новой сигары.
Капитан фон Люрхов поднялся, холодно кивнул патеру и удалился.
Патер подумал: "Капитан завтра не придет". Да это было и неважно, ему требовалось только обосновать свой собственный приход.
До глубокой ночи сидел он в своей библиотеке, занимаясь совершенно необычным делом. Перед ним на столе лежала сигара подполковника, папиросная бумага, ручка с тонким пером и длинная игла. Лишь после того, как он затолкал при помощи иглы испещренную мельчайшими буковками тонкую бумажку в аккуратно выдолбленную в сигаре полость и вновь заклеил ее прессованным табаком, патер спрятал бумагу и перо, вложил иглу в одну из книг, стоящих на полках, и отправился в спальню.
Однако заснуть он долго не мог. Еще утром, в церкви, он дождался прихода вдовы Флин и скрытно понаблюдал за ней, поскольку опасался, что, просмотрев знак тревоги, та помчится прямиком в исповедальню. Но он увидел, как она вздрогнула, заметив розы на коленях божьей матери. Потом преклонила колени перед статуей и стала молиться или, по крайней мере, сделала вид, что молится.
Теперь патера тревожила неизвестность, наверняка ли прошло его сообщение через Канал. Только бы устранить въедливого подполковника, а там работа станет менее опасной и куда более результативной.
Не шли из памяти и те две субмарины, о выходе которых он просигналил на тот берег. Те, что лежали на мороком дне.