Патологическое сомнение. Мыслю, следовательно страдаю

Однако разница заключается в том, как мы формулируем вопросы и сомнения и как ищем ответы. Рассмотрим, например, историческую «проблему выбора», описанную в средние века философом Джованни ди Буридано: осёл, помещенный в условия наличия двух равноудаленных и одинаковых по размеру стогов сена, умирает от голода, потому что не может выбрать тот или иной стог; этот образ по сей день является примером болезненного способа мышления, в котором преобладают сомнения; конечно, в современном мире, имеется значительная разница — возможности выбора становятся гораздо более многочисленными. Подумайте, как предлагает психолог Барри Шварц, о простом решении купить пару джинсов: мы хотим, чтобы они были удобными, облегающими, узкими, классическими, винтажными…? Сталкиваясь с таким количеством возможностей, выбор становится затруднительным. В данном случае парадокс заключается в том, что по мере увеличения числа вариантов сложность выбора возрастает (Schwartz, 2004). Другой пример — нерешительность относительно того, какой из партнеров является наиболее подходящим, когда у нас их два на выбор, но в действительности они дополняют друг друга: выбор становится невозможным. В области науки мы ссылаемся на сложность выбора между разными, но одинаково обоснованными теориями, объясняющими явление. Это вариант, представленный гиперрационализацией, избыточностью рассуждений, вплоть до неспособности действовать в адекватные сроки: слишком дотошный анализ деталей превращается в ловушку. Это перверсия рассуждений, основанная на предположении, что перед тем, как действовать, необходимо рационально определить наиболее «правильное» решение. Представьте себе, что этот процесс применяется в тех случаях, когда в принципе невозможно получить адекватные и правильные решения, то есть, когда, двигаясь изначально от неправильных вопросов мы воображаем, что придем к правильным ответам. Мы никогда не должны забывать предостережение Канта (1788/1974): «Прежде чем оценивать правильность ответа, нужно оценить корректность вопроса».

К сомнениям насчёт того, что нам еще предстоит сделать, добавляются сомнения относительно того, что мы уже сделали, например, когда мы думаем, что «было бы лучше сделать так или, может быть, вот так», «если бы я поступил иначе…». Эта мысленная пытка максимально безысходная, потому что сосредоточена на прошлом, которое уже невозможно изменить.

Этот краткий обзор дисфункциональных типов рассуждений, основанных на сомнениях, — лишь небольшая вводная часть того, что мы попытаемся рассмотреть на этих страницах, а именно того, как наше рациональное суждение может перестать быть здоровым и функциональным способом управления и превратиться в ловушку, которая беспрерывно мучает нас, в извращенной динамике между вопросами и ответами, не имеющими разрешения, в своего рода символическом путешествии от разумных вопросов к патологическим сомнениям.

Однако, если мы проанализируем выражение «мыслю следовательно страдаю» с прагматической точки зрения стратегического решения проблем, можно будет определить подходящие рычаги, для воздействия на наш способ рассуждения, мышления и осмысления, чтобы он снова стал эффективным инструментом, а не ловушкой разума. Таким образом, будут выявлены стратегии, необходимые для корректировки нашего самообмана, его превращения из дисфункционального в функциональный, а также для определения того, что привело к формированию проблемы, чтобы использовать это, как ключ к ее решению. На самом деле, если есть проблема, то есть и решение.

Философия сомнения

История мысли и сомнения рождаются одновременно. Мы можем утверждать, что, когда человек начал систематически думать о себе и своей реальности, возникли первые фундаментальные сомнения и неуверенности. Тем не менее, великие эпические тексты всех культур планеты указывают на то, что дилеммы, вопросы, риски и сомнения на протяжении многих веков разрешались исключительно героическим способом. «Илиада» и «Одиссея», несомненно, представляют собой лучший пример этой эпической традиции в нашей культуре.

В последующие столетия процесс мышления становится стратегией преодоления трудностей, с которыми человек сталкивается на пути своего существования, рассуждением, направленным на очень конкретные цели, такие как искусство мореплавания, передовые методы рыбной ловли, военные стратегии и, параллельно, ораторское искусство, то есть искусство убеждения. Кроме того, в этом отношении параллелизм между Востоком и Западом кажется точным, даже если характеризуется специфическими приоритетами. В древнем эллинском мире ораторское искусство становится не только инструментом убеждения, но и искусством рассуждать о существовании. Достаточно подумать о труде Горгия «О небытии или о природе» (Diels & Kranz, 1923/1981), где сомнения являются краеугольным камнем свободной мысли, в которой человек, по словам Протагора, «является мерой всего, и того, что существует и того, чего не существует».