Патологоанатом. Истории из морга

Должно быть, моя тактика понравилась ведущему, потому что меня снова пригласили на шоу накануне Хэллоуина и предложили выбрать тему по моему усмотрению. Я рассказала о медицинском происхождении понятий о некоторых чудовищах и продемонстрировала законсервированные свидетельства этих заболеваний. Одним из объектов стал лепрозный больной (лепра – это проказа). Больные лепрой считались живыми зомби. Таковыми их считали на Среднем Востоке, а католическая церковь объявила их неумирающими. Они были живыми, но не считались таковыми, а следовательно – были лишены всех прав. Другим примером может служить порфирия, разновидность анемии, которая породила представление о вампирах, потому что люди, страдающие порфирией, не могут находиться на солнце, а зубы их, вследствие болезни, окрашиваются в красный цвет. Устроители шоу даже попросили меня поучаствовать в викторине на тематику Хэллоуина, и, конечно же, я выиграла, потому что очень люблю Хэллоуин! Призом была Золотая тыква – настоящая маленькая тыква, выкрашенная золотой краской. Шесть месяцев я с гордостью любовалась этой тыквой, пока она не сморщилась, превратившись в некое подобие бронзового гриба, и я поняла, что тыкву можно со спокойной совестью похоронить. Она прошла предначертанный всем нам путь и разложилась в земле. Конечно, ее можно было законсервировать и сохранить, как мы сохраняем в банках органы и тела умерших.

Эти образчики стали хитом на телевидении. Человеческие останки обладают силой, которой лишены муляжи и имитации. В Великобритании большинству людей трудно и даже почти невозможно иметь дело непосредственно с мертвецами, и этому есть несколько причин. Одна из них заключается в том, что мы теперь готовим покойников к похоронам не сами, а передаем их тела профессионалам. Другая причина заключается в том, что такие музеи, как тот, в котором работаю я, не допускают всех желающих. Для того чтобы осмотреть экспозицию, надо получить специальное разрешение. Но я чувствую и понимаю, что есть вещи, которым нас могут научить только человеческие останки: они обладают выразительностью и смыслом, которых лишены копии.

Помню, мне было четырнадцать лет, когда на уроке истории учитель начал рассказывать о нацизме. Половину класса в этот момент больше интересовал ароматический дезодорант «Импульс» и книжка «Только семнадцать», и учитель пришел в ярость. «Эти люди делали абажуры из человеческой кожи! – кричал он, – а вы болтаете о пустяках, словно не происходило ничего страшного». Но мы его не понимали, мы были всего-навсего подростками, которых больше интересовало, когда у нас начнут расти груди, и когда мы станем, наконец, носить лифчики, чем какие-то события, которые происходили неизвестно где и задолго до нашего появления на свет. Так продолжалось до того, как я побывала на выставке, посвященной холокосту, где я увидела груды женских волос – бесконечные кипы волос, состриженных с голов жертв нацистских преступников. Именно тогда я ощутила весь ужас тех событий. От этих волос исходила сила, которую было невозможно игнорировать. Студенты-медики испытывают подобные чувства, когда вскрывают трупы на занятиях по судебной медицине. После окончания курса вскрытий проходит поминальная церемония. Работа с силиконовыми муляжами не вызывает, конечно, никаких чувств и эмоций.

Именно такие чувства испытывал актер Брэдли Купер. Он играл человека-слона в одном из лондонских театров, и хотя в публичном музее Лондона есть копия скелета Джозефа Меррика, актер попросил разрешения увидеть настоящие останки этого человека, которые находятся в нашем музее, но доступны только для студентов, врачей и ученых. Однако Купер хотел сыграть свою роль правдиво, и мы дали ему разрешение на посещение музея. Актера очень хвалили за игру, а сам он с большим почтением отнесся к останкам своего героя. Накануне своего возвращения в США Брэдли Купер еще раз пришел в музей, чтобы попрощаться с Мерриком. Этот скелет остался человеком, как остались людьми все пять тысяч экспонатов музея, находящиеся на моем попечении. Эти люди важны, могущественны и полны историй – историй, выяснять которые теперь дело моей жизни.