— Называюсь я великим государем не сам собою, — возразил Никон, — так восхотел и повелел его царское величество — свидетельствуют грамоты, писанные его рукою...
— Царское величество, — прервал его князь, — почтил тебя как отца и пастыря, но ты этого не понял; теперь царское величество велел мне сказать тебе, чтоб ты не писался и не назывался великим государем и «почитать тебя вперёд не будет»...
С этими словами князь удалился.
Когда ушёл от него боярин, Никон стал ходить быстрыми шагами по комнате и говорить вслух:
— Он запрещает мне именоваться великим государем... Нешто я желал того? Нужно было во время его отсутствия, чтобы дела шли в порядке, чтобы воеводы повиновались, и он приказал мне именоваться так. Разве можно было удержать порядок во время чумы, охватившей почти все большие города на Востоке, если бы я не действовал как полновластный государь… или дошёл ли бы царь до Вильно, если бы я из Москвы не отправлял ему, как государь, и ратных людей, и казну, и хлеб, и иные запасы!.. Да, кабы не я, так и Богдан не дал бы нам помощи, — и Малоруссия и Белоруссия не были бы наши. А теперь, за спасибо, «почитать меня впередь не будет»... Может он не почитать меня как Никона, но как патриарха он должен... К тому ж я патриарх не токмо Великия, но и Малыя и Белыя Руси... А эти страны, пока нет мира, ещё считаются за польской короной... Могу отказаться от московского патриаршества, но я остаюсь ещё патриархом малоруссов и белоруссов... Пойду в собор и сложу с себя московское патриаршество.
С полнейшим негодованием за своё унижение и за все обиды, перенесённые в последнее время, Никон отправился в собор служить обедню... Но при этом он, к сожалению, должен был вспомнить заповедь Христа: «Аше убо принесеши дар твой ко алтарю, и ту помянеши, яко брат твой имать нечто на тя: остави ту дар твой и перед олтарем, и шед прежде смирися с братом твоим, и тогда пришед принеси дар твой» (Мат. V. 23 и 24).
Забыл эту заповедь великий человек, а между тем кроткий и смиренный его ответ смягчил бы сердце царя, и приезжай к нему тотчас Никон, он поехал бы с ним в собор, но тот, как мы видели, отправился с твёрдою решимостью отказаться от патриаршего московского престола... и тут он должен был избрать иную форму, чем он сделал... После причастия велел он ключарю поставить по сторожу, чтобы не выпускали людей из церкви, будет-де поучение!
Пропели «буди имя Господне», народ столпился у амвона слушать слово.
Вышел на амвон патриарх во всём облачении и сказал взволнованным голосом:
— Ленив[39]
я был вас учить. Не стало меня на это, от лени я окоростовел, и все, видя моё к вам неучение, окоростовели от меня. От сего времени я вам больше не патриарх, если же помыслю быть патриархом, то буду анафема[40]. Как ходил я с царевичем Алексеем Алексеевичем в Колязин монастырь, в то время на Москве многие люди к Лобному месту сбирались и называли меня иконоборцем, потому что многие иконы я отбирал и стирал, и за то меня хотели убить. Но я отбирал иконы латинские, писанные по образцу, какой вывез немец из своей земли. Вот каким образам следует верить и поклоняться (при этом указал на образ Спасов на иконостасе), а я не иконоборец. И после того называли меня еретиком, новые-де книги завёл! И всё это делается ради моих грехов. Я вам предлагал моё поучение и свидетельство вселенских патриархов, а вы в окаменении сердец своих хотели меня камнем побить; но Христос один раз нас кровию искупил, а меня вам камением побить и еретиком называть, так лучше я вам от сего не буду патриарх.Кончил патриарх и стал разоблачаться. Народ оцепенел от ужаса — обвинение шло к нему, между тем предстоявшие в церкви были из тех, которые его обожали.
Послышались всхлипывания и голоса:
— Кому ты нас, сирых, оставляешь?
— Кому вам Бог даст и Пресвятая Богородица изволит, — отвечал Никон. Принесли мешок с простым монашеским платьем.
Народ бросился, отнял платье и не дал Никону его надеть.
Никон отправился в ризницу, и между тем как народ волновался, шумел, негодовал и плакал, он написал там царю: «Отхожу ради твоею г нева, исполняя писание: дадите место гневу, и паки: и егда изженут вас от сего града, бежите во он град, и еже ещё не приимут вас, грядуще оттрясите прах от ног ваших».
Надел Никон мантию с источниками, и клобук чёрный, вместо белого, посох митрополита Петра поставил на святительском месте, взял простую палку и хотел выйти из собора, но народ не выпустил его...
Тогда присутствовавший здесь митрополит крутицкий Питирим упросил народ выпустить его, Питирима, обещаясь отправиться прямо к царю во дворец.
Его выпустили, и он в сопровождении огромной толпы, стоявшей на площади, пошёл в царские палаты.
Почтенного святителя тотчас ввели в приёмную царя, где в то время был уж приём бояр с праздничным поздравлением. Услышав о случившемся в соборе, царь сильно встревожился и воскликнул:
— Точно сплю с открытыми глазами и всё это вижу во сне.