Патриарх Тихон

— Ваша весть об избрании меня в патриархи является для меня тем свитком, на котором было написано: Плач, и стон, и горе, и каковой свиток должен был съесть пророк Иезекииль (Иез. 2, 10; 3, 1). Сколько и мне придется глотать слез и испускать стонов в предстоящем мне патриаршем служении, и особенно в настоящую тяжелую годину! Подобно древнему вождю еврейского народа, пророку Моисею, и мне придется говорить ко Господу: Для чего Ты мучишь раба Твоего? И почему я не нашел милости пред очами Твоими, что Ты возложил на меня бремя всего народа сего? Разве я носил во чреве весь народ сей и разве я родил его, что Ты говоришь мне: неси его на руках твоих, как нянька носит ребенка… Я один не могу нести всего народа сего, потому что он тяжел для меня (Чис. 11, 11–14). Отныне на меня возлагается попечение о всех церквах Российских и предстоит умирание за них во вся дни.

7 ноября владыка Тихон отбыл в Троице-Сергиеву лавру, чтобы в сем святом месте подготовить свой дух к торжеству возведения на патриарший престол. Соборная же комиссия принялась спешно вырабатывать давно забытый на Руси порядок поставления патриархов.

В праздник Введения в храм Пресвятой Богородицы, 21 ноября 1917 года, в Успенском соборе Кремля состоялась интронизация[16] патриарха Тихона.

С утра без умолку гудели колокола сорока сороков московских церквей. Бесконечным потоком текли к Красной площади крестные ходы из всех приходов и монастырей. В израненный Кремль, охраняемый множеством вооруженных солдат, с разрешения властей открыли ворота. Но всех верующих, пришедших на торжество, не вместил ни Кремль, ни даже Красная площадь, и они заполнили близлежащие улицы. В Успенском соборе холодно — западная стена пробита большим снарядом. На восточной стене высится Распятие Господа Иисуса Христа с оторванными снарядом руками. Жуткий символ — что же он значит? Теплятся жертвенные лампады. Повсюду пожелтевшие от времени лики святителей и чудотворцев. Еще свой, родной этот главный храм, и не хочется думать, что он уже недоступен для русского паломника.

Входят в собор певчие, следом члены Собора, за ними смиренно, с опущенным взором Божий избранник Тихон.

Посреди храма облачают Святейшего в великолепные одежды. Четыре старейших архиерея начинают Божественную литургию. И вот избранник, поддерживаемый священнослужителями, входит в алтарь и встает на Горнее место[17]. Весь народ, как на Пасху, держит в руках зажженные свечи. Два митрополита, Владимир и Платон, берут Великого господина Тихона под руки и трижды сажают на так долго пустовавшее патриаршее место.

— Божественная благодать, немощная врачующи, оскудевающая восполняющи и промышление всегда творящи о святых своих Православных Церквах, посаждает на престоле святых первосвятителей Российских Петра, Алексия, Ионы, Филиппа и Ермогена — отца нашего Тихона, Святейшаго патриарха великого града Москвы и всея России, во имя Отца. Аминь… И Сына. Аминь… И Святаго Духа. Аминь.

— Аксиос! Аксиос! Аксиос! — поют полным голосом хор и весь народ.

Митрополиты с помощью диаконов облачают патриарха в древние одежды его святых и великих предшественников. «Впору пришлись… Как на него сшиты», — шепчут в толпе. Архидиакон Розов, знаменитый на всю Россию могучим, как колокол, голосом, «царь-диакон» — по прозвищу москвичей, возглашает многолетие патриарху Московскому и всея России Тихону. «…И богохранимой державе Российской, — гремит его голос, — мно-о-о-огия ле-е-ета-а-а!»

А где она, держава?..

По окончании Божественной литургии первоиерарх Русской Церкви сменяет святое древнее облачение на мантию и белый клобук патриарха Никона — опять пришлись впору! — и, приняв из рук митрополита Владимира посох святителя Петра, обращается к народу: