Патриарх Тихон

«…От имени всего верующего народа я для выяснения дела о Троице-Сергиевой лавре заявляю, что лавра представляет собой не только сооружения, созданные на средства верующего народа и пригодные, как всякие сооружения, для хозяйственных и культурных потребностей страны, и не только ряд важных в археологическом, художественном и историческом отношении памятников, но и святыню, т. е. место подвигов великого по жизни и предстательству за народ после смерти святого человека — место, куда народ часто пешком ходил изливать свои скорби и радости в молитве в продолжение более пяти веков. Религиозный народ ждет от своих властей, что верующим навсегда будет предоставлена полная возможность свободно почитать останки преподобного Сергия на месте его блаженного упокоения и своих многовековых религиозных подвигов и упований. Видеть запечатанным собор со священными останками и не иметь доступа для молитвы к тому месту, которое некогда служило для православных людей опорой в борьбе с поляками, является тяжким оскорблением православной веры. Для чего это после неоднократных, и даже в последние дни, заявлений власти о свободе веры народа и о свободе удовлетворения его религиозных нужд? Для чего это, когда не только Польша, но и латинство в открытой борьбе и войне пользуется ослаблением русского и православного народа и добивается даже среди него преобладающего влияния над православием?

Вот почему я убедительно прошу вас, г. председатель, возвратить верующим свободу почитания священных останков преподобного Сергия, лавра которого есть прежде всего место религиозной жизни — святыня православия».

И на это прошение, как и на письма тысяч верующих, умолявших не осквернять прах великого угодника земли Русской, архиреволюционер не ответил. Ответил «малый Совнарком», постановив на своем очередном заседании от 14/27 августа 1920 года: «Жалобу гр. Беллавина (патриарха Тихона) от 10 мая оставить без последствий… Закончить ликвидацию мощей Сергия Радонежского».

Эта бездушная, злая отписка и была послана патриарху. Но в том же постановлении был пункт, с содержанием которого имели право ознакомиться лишь избранные безбожники: «Секретно. Предложить тов. Крыленко расследовать действия помощника управляющего делами Рабоче-крестьянской инспекции П. Н. Мольвера в производстве им расследования по жалобе гр. Беллавина (патриарха Тихона), передав ему доклад Мольвера и заключение по нему VIII отдела Комиссариата юстиции. (Принято единогласно при согласии докладчика.)»

Что же за проступок совершил советский служащий Мольвер, удостоившийся секретного расследования, да еще не рядовым следователем ГПУ, а главным специалистом по судебным спектаклям над православным духовенством Крыленко?..

Многочисленные просьбы патриарха и его духовных чад не препятствовать им в поклонении святым мощам преподобного Сергия раздражали атеистическое сознание комиссаров. Нужно было найти грамотного человека, который бы толково изложил, что мощей преподобного нет и в помине, а есть лишь обман темных рабочих и крестьянских масс; что никакой святыней Троице-Сергиева лавра не является — обычное помещение, которое можно использовать для советских нужд; что, наконец, никакого наплыва паломников в Сергиевом Посаде не замечено, наоборот, народ требует быстрее покончить с таким нелепым и уродливым анахронизмом, как лавра, и заселить ее преданными делу революции коммунарами. На основе доклада, который напишет подобранный специалист, решено было провести и убедительную газетную кампанию против черносотенного воинства, то бишь монашества.

Для выполнения столь важной и деликатной задачи выбрали юриста, весьма образованного интеллигента 52 лет Павла Николаевича Мольвера, занимавшего в советской бюрократической иерархии пост средней важности.

Павел Николаевич был исполнительным служащим, а голодное время заставляло его браться за любую работу, которую он мог осилить. Он дотошно изучил как материалы Наркомата юстиции, так и патриаршей канцелярии о перипетиях борьбы вокруг Троице-Сергиевой лавры. Съездил в Сергиев Посад, осмотрел раку преподобного. Изучил акты о вскрытии его мощей. Побеседовал как с паломниками, так и с властями Сергиева Посада. Собрав необходимый материал, Павел Николаевич написал длинный доклад, который закончил удивительными даже для самого себя словами: «Жалоба патриарха Московского и Всероссийского должна быть признана подлежащею удовлетворению».