Patrida

Это была большая красная банка из‑под кока–колы. Внезапно тряпка отделилась от неё и оказалась громадным осьминогом.

Секунду тот как бы в раздумьи лежал на пирсе. Затем, шуруя всеми полуметровыми щупальцами, устремился к его краю.

Артур схватил большую пластиковую сумку и успел затолкать в неё извивающееся животное. Присоски по всей длине щупалец были красивые, перламутровые. Как кнопки аккордеона.

«Туловище жило в банке, а щупальцами хватал всех вокруг, — сообразил Артур, стремительно шагая к дому. — А теперь я его съем. И это будет только справедливо. Один вопрос: как его приготовить? Еды хватит на несколько дней, на неделю. Особенно, если с жареной картошкой, с помидорами…»

Артур волочил сумку, побаиваясь высовывающихся шевелящихся щупалец. Он ворвался в дом, швырнул сумку на мраморную поверхность кухонного столика и кинулся в магазинчик. Хозяина, как он теперь уже знал, звали Панайотис.

Старик одиноко сидел у кассы, по обыкновению что‑то подсчитывал. Артуру при помощи жестов удалось объяснить, кого он поймал.

— О! Октопус! — с уважением произнёс Панайотис, и тоже с помощью пантомимы стал объяснять, что нужно делать.

Старик протянул в воздухе воображаемую верёвку, изобразил прищепки, затем самого октопуса, то есть осьминога с его щупальцами. Получалось, что морское чудище нужно для чего‑то сушить на верёвке. Этот странный совет совершенно не устраивал Артура. У него от голода уже сосало под ложечкой.

Он решил обратиться в дом, примыкающий к его дому, надеясь к тому же, что там живёт так волшебно появившаяся Мария.

Артур долго стучал в зарешеченную стеклянную дверь с медной ручкой, пока она не приотворилась и оттуда не выглянула испуганная сухощавая тётка в меховой безрукавке. Из‑за её ног со злобным лаем вырвалась чёрная собачонка.

Тётка оказалась менее понятлива, чем Панайотис. Стоя под дождём и уворачиваясь от наскоков пса, Артур судорожно жестикулировал. Лицо тётки делалось все испуганнее. Как назло, у Артура выскочило из головы греческое название осьминога. Наконец, вспомнил, крикнул:

— Октопус! Октопус!

Тётка поняла. Она изобразила нечто вроде молотка в руке и стала поколачивать им пустоту. Артур сообразил, что осьминога необходимо чем‑то отбить.

— Thank you! Does Maria, woman Maria, live here?[17] Тётка снова перепугалась, кликнула собачонку и захлопнула дверь.

Артур вбежал к себе в дом. На мраморном столике лежала сумка. Осьминога в ней не было. Не было его ни в кухне, ни в комнате, ни в туалете. Впервые за эти дни Артуру стало жарко.

Подумав, он заглянул под тахту, под стол. Затем с опаской запустил руку в свою нору из одеял и ковра. Снова перешёл в кухню, отворил дверцы ящика под раковиной мойки. Кинулся к кладовке. Там, на полу, среди сложенных на зиму парусиновых шезлонгов и пёстрых зонтиков от солнца передвигалось, мелькало щупальцами бугристое чудовище.

Артур крепко закрыл дверь кладовки. Принялся искать молоток. Он перерыл всю нижнюю комнату, потом поднялся наверх. Нигде никаких инструментов не было. В конце концов он выбежал за калитку, расшатал и выдернул из мостовой булыжник, похожий на топорик неандертальца.

Чтоб не бояться по–змеиному извивающихся щупалец, Артур острым ножом решительно вырезал из распластанного на столике осьминога его туловище с маленькими глазками и узким ртом. А потом стал отбивать тягучие, как резина, щупальцы. Чувствовал себя дикарём, убийцей.

Часа через полтора мелко нарезанный осьминог был изжарен, присоски его покраснели. Когда в другой сковородке была поджарена и картошка, Артур решил, что имеет полное право купить к своему столу бутылку спиртного. Такое событие, как поимка осьминога, следовало отметить.

Он снова появился у Панайотиса и попросил: «One bottle of greek vodka»[18] .

To ли старик не понял Артура, то ли хотел схитрить, так или иначе сначала он попытался продать ему английский виски «White horse», потом французское шампанское.

— Not expensive![19] — втолковывал Артур.

Махнув рукой, Панайотис вручил ему литровую бутылку с голубой наклейкой, на которой греческими буквами было написано «Ципура».

Уплатив деньги, Артур дошёл до своей калитки, толкнул её. И увидел Марию.

Старуха понуро стояла под дождём возле запертой нижней двери. В руках у неё были две поставленные одна на другую накрытые глубокие тарелки. Повернувшись навстречу, она укоризненно покачала непокрытой головой — мол. где тебя носит?

— Мария! Come in![20] — он так обрадовался, что никак не мог попасть ключом в замочную скважину. — Come in! Заходите!

Она вошла в комнату, поставила на угол стола свои тарелки, открыла верхнюю. Там был суп из мелкой греческой фасоли с какой‑то зеленью.

— No! I have octopus![21] — Артур потянул её в кухню. Он был счастлив угостить её осьминогом с картошкой, рюмкой спиртного.

Мария взяла вилку, ткнула в сковородку, поднесла ко рту кусочек. Потом взяла сковородку за ручку и вытряхнула всю груду зажаренной осьминожины в стоящий у входа чёрный пакет, где накапливался мусор.

— Why? — завопил Артур, — What are you doing?[22]