Мы двинулись дальше. Бей-Вилледж расположен в районе Саут-Энд; гомофобы и борцы за семейные ценности часто называют его Гей-Вилледж, потому что там обитает множество гомосексуалистов. Энджи переехала сюда прошлой осенью, через несколько недель после того, как покинула мою квартиру. Ее теперешнее жилье отделяло от моего примерно три мили, но с тем же успехом она могла перебраться на обратную сторону Плутона. Выстроенный компактными кварталами, состоящими из шоколадного цвета каменных домов с вкраплениями красной гальки, Бей-Вилледж находится между Коламбус-авеню и Массачусетской платной автострадой. В то время как весь остальной Саут-Энд становится все более модным местом и в нем как грибы после дождя растут галереи, кофейни и бары в духе голливудского ар-деко, а жителей, в 70–80-х спасших этот район от превращения в гетто, все активнее вытесняют дельцы, желающие по дешевке приобрести здесь недвижимость, чтобы уже через месяц продать ее втридорога, Бей-Вилледж кажется последним оплотом старых добрых дней, когда все знали всех. В полном соответствии с репутацией района, большинство пар, встреченных нами по пути, были однополыми; как минимум две трети из них выгуливали собак, и все как один приветственно махали Энджи, а некоторые останавливались, чтобы перекинуться парой фраз о погоде или поделиться местными слухами. Мне пришло в голову, что здесь действительно еще жив дух добрососедства, давно забытый в других кварталах, где мне приходилось бывать, включая мой собственный. Эти люди были знакомы между собой, и складывалось такое впечатление, что они и в самом деле интересуются делами друг друга. Один парень даже доложил Энджи, что вчера вечером отогнал пару мальчишек от ее машины, и посоветовал ей установить сигнализацию «Лоджек». Возможно, я чего-то не понимаю, но лично мне казалось, что это и есть самое настоящее воплощение семейных ценностей; как так получается, подумал я, что все эти праведные христиане, укрывшиеся за лживыми фасадами стерильных пригородов, считают себя образцом нравственности, а сами понятия не имеют, кто живет за четыре дома от них.
Я рассказал Энджи все, что успел узнать о последних месяцах жизни Карен Николс; о том, как она стремительно скатилась в пучину пьянства и наркомании; о поддельных письмах, подписанных ее именем и адресованных Коди Фальку; о ее изуродованной машине, которую, по моему твердому убеждению, Коди Фальк не тронул и пальцем; о ее изнасиловании и аресте за проституцию.
— Господи, — сказала она, когда я дошел до изнасилования.
До этого она молчала. Мы прошли через Саут-Энд, пересекли Хантингтон-авеню и теперь шагали мимо церковного комплекса «Христианская наука», на территории которого располагались здания с куполообразными кровлями и серебрился пруд.
— Так почему ты интересуешься Дэвидом Веттерау? — спросила Энджи, когда я закончил свой рассказ.
— Это была первая ласточка. С нее у Карен и начались все неприятности.
— Ты думаешь, под машину его толкнули?
Я пожал плечами:
— Обычно, если у тебя есть сорок шесть свидетелей происшествия, никаких сомнений не возникает. Но в тот конкретный день его вообще и близко не должно было быть на том конкретном углу. А если еще вспомнить письма, которые кто-то посылал Коди… Я практически уверен, что кто-то задался целью сжить Карен Николс со свету.
— Подтолкнув ее к самоубийству?
— Не обязательно, хотя я и этого не исключаю. Скажем так: пока я думаю, что кто-то решил разрушить ее жизнь по частям.
Она кивнула. Мы присели на бортике искусственного пруда. Энджи опустила пальцы в воду.
— Веттерау и Рэй Дюпюи основали фирму по прокату и продаже кинооборудования. «Сэллис & Солк» провели для них проверку всего персонала, включая стажеров. Все было в ажуре.
— А что насчет Веттерау?
— Что — Веттерау?
— На него тоже ничего не нашли?
Она взглянула на свое отражение в глади пруда.
— Он нас нанял.
— Но деньгами распоряжался не он. Он водил «фольксваген», и Карен говорила мне, что они купили «короллу», потому что не могли позволить себе «камри». А Рэй Дюпюи просил, чтобы вы его делового партнера тоже проверили?
Она смотрела на рябь, разбегавшуюся по воде от ее пальцев.
— Ага. — Она кивнула, не отрывая взгляда от пруда. — С Веттерау все оказалось в порядке. В полном.
— Есть у вас в «Сэллис & Солк» кто-нибудь, кто занимается анализом почерка?
— Ну да. У нас как минимум два специалиста по подделкам, а что?
Я протянул ей два листка с образцами подписи Веттерау: один с «Ф», второй — без.
— Можешь оказать мне услугу? Надо установить, это писал один человек или нет.
Она забрала у меня листки:
— Посмотрю, что можно сделать.
Она подтянула колени к груди, положила на них подбородок и уставилась на меня.
— Что? — спросил я.
— Ничего. Просто смотрю.
— Ну и как тебе вид?
Она повернулась к церкви, давая мне понять, что сегодня никакого флирта в меню не предусмотрено.
Я пнул ногой каменный бортик пруда. Мне стоило немалого труда сдержаться и не высказать все, что занимало мои мысли и чувства в последние несколько месяцев. Но хватило меня ненадолго.