— Нет, я серьезно. — Он поднял ладонь. — Я хочу сказать, Аманда — да, очень хорошая ученица. Вежливая, приятная в общении, если этого требует ситуация. Знаете фразу про маску без лица? Вот это как раз про Аманду. В прошлом году она у меня училась, и в этом тоже, и тогда, и теперь — лучшая в своем классе. И при этом спросите меня о ней, а мне и сказать нечего. Вообще. Спросишь у нее что-нибудь о ее жизни, а она обернет все на тебя. Спросишь, как у нее дела, она ответит: «В полном порядке. А у вас?» И всегда выглядела так, словно у нее все в порядке, словно она всем довольна. Но посмотришь ей в глаза, и кажется, что она только прикидывается. Как будто изучает человеческие повадки, учится говорить и вести себя как окружающие, но при этом сама — не часть этого общества, а существует где-то вне его.
— Хотите сказать, что она вела себя странно?
— Я хочу сказать, что более одинокого, чем она, человека еще не встречал.
— А что насчет ее друзей?
— Софи? — Он горько усмехнулся. — Друзья — это громко сказано.
Я взглянул на директора Нгьем. Та пожала плечами.
— Одна из учительниц сказала мне, что Аманда и Софи были не разлей вода.
— А я этого и не отрицаю. Я просто хочу сказать, что «друзья» — это не то слово, каким бы я описал их взаимоотношения. Тут скорее что-то в духе фильма «Одинокая белая женщина».
— С чьей стороны?
— Со стороны Софи, — сказала Май Нгьем, кивая самой себе. — Да, вот Том об этом сказал, похоже на то. Думаю, Аманда этого даже не замечала, но Софи явно ее боготворила.
— И чем меньше Аманда это замечала, — добавил Том Даннал, — тем выше Софи ее превозносила.
Я вздохнул:
— Ну, думаю, теперь настало время для вопроса на миллион долларов.
Том кивнул:
— Где Софи, да?
Я взглянул на директора Нгьем.
— Она бросила школу.
Глаза мои округлились.
— Когда?
— В начале школьного года.
— И вам не показалось, что между этими двумя событиями есть связь?
— Между тем, что Софи Корлисс решила бросить школу в сентябре, и исчезновением Аманды Маккриди после Дня благодарения?
Я оглядел пустой класс, стараясь не выдать собственного раздражения и разочарования:
— С кем-нибудь еще говорить есть смысл?
В школьной комнате отдыха собрали семерых одноклассниц Аманды и Софи. Директор Нгьем и я сидели в центре, школьницы — полукругом перед нами.
— Аманда была, ну, такая вся, — сказала Райли Мур. — Понимаете?
— Нет, не понимаю, — сказал я.
Хихиканье.
— Ну, ваще такая вся, понимаете, да?
Закатывание глаз. Снова хихиканье.
— А, — сказал я. —
Пустые взгляды. Никакого хихиканья.
— Ну, типа, когда говоришь с ней, — сказала Бруклин Дун, — она такая вся типа слушает, да? Но если типа ждешь, чтоб она тебе чё-нить сказала, типа, ну, кто из парней ей нравится, или там какие приблуды у нее на айфоне, все такое? Ну, типа долго ждать придется, да?
Сидевшая рядом с ней девочка — то ли Корал, то ли Кристал — закатила глаза:
— Типа ваще до фига.
— Ваще да, — изрекла еще одна одноклассница, и все остальные дружно закивали, соглашаясь.
— А что насчет ее подружки, Софи? — спросил я.
— Буээ!
— Эта швабра?
— Да она ваще лохушка-точка-ком.
— Точка-орг.
— Реально ваще.
— Я слышала, она типа пыталась тебя зафрендить на Фейсбуке, да?
— Буэээ!
— Реально ваще, да?
Когда родилась моя дочь, я подумывал купить дробовик — чтобы лет этак через четырнадцать отгонять ее поклонников. А теперь, слушая этих девиц и представляя, что когда-нибудь и Габби будет говорить точно так же, корежа и бездумно обрекая английский язык на медленную и мучительную смерть, мне снова пришла в голову мысль купить дробовик. Чтобы засунуть его ствол себе в рот и вышибить к хреновой матери себе мозги.
Примерно пять тысяч лет цивилизации. Две с лишним тысячи со времен библиотек Александрии. Больше сотни лет с момента изобретения самолета. Невесомые, крохотные и доступные компьютеры, позволяющие каждому приобщиться к мировой сокровищнице знания. Но, судя по сидевшим в этой комнате девочкам, единственным нашим достижением со времен обретения огня было превращение «ваще» в универсальное слово, которое можно применять и как существительное, и как прилагательное, и как артикль, а порой и как все предложение в целом.
— То есть никто из вас толком ничего о них не знает? — поинтересовался я.
Семь пар глаз уставились на меня без всякого выражения.
— Значит, нет.
Тишину продолжительностью в тысячу лет нарушал только шорох.
— Помнишь еще чувака там? — сказала наконец Бруклин. — Типа на Джо Джонаса похож.
— Офигеть ваще, да?
— Чувак?
— Не, блин. Джо Джонас.
— Не, он лоховатый ваще какой-то.
— Да не.
— Да ваще.
Я попытался привлечь внимание Бруклин:
— Этот парень — бойфренд Аманды?
Она пожала плечами:
— А я не в курсах ваще.
— Но хоть что-то ты знаешь?
Было видно, что этот вопрос ее раздражал. Наверное, ее и солнечный свет раздражал точно так же.
— Да не, ну чё? Я один раз видела ее с каким-то перцем в Саут-Шор.
— Саут-Шор-Плаза? Торговый центр?
— Ну да. — Она уставилась на меня, раздосадованная моей тупостью.
— Значит, ты была в торговом центре, и…