Павел вздохнул и бросил в кресло пульт. То же самое сделал его партнер — костлявый как смерть, с впалыми щеками и наголо бритой головой. На шее у него красовалась татуировка: какие-то слова на кириллице. Он был одет в майку, тесно обтянувшую худосочную грудь, и черно-желтые спортивные штаны.
— Спартак, — шепнула мне Аманда.
Спартак забрал дробовик у Тадео, а Павел — у Кенни.
— Остальное, — сказал Павел и щелкнул пальцами. И голос, и глаза у него были одинаково тусклыми и ничего не выражавшими. — Быстро.
Кенни протянул ему «таурус» 38-го калибра, а Тадео — ФНП-9. Павел убрал оба дробовика и оба пистолета в черную спортивную сумку, лежавшую на полу.
Ефим доел свой сэндвич и вытер руки салфеткой. Он рыгнул, и нас обдало запахом перца, уксуса и, как мне показалось, ветчины.
— Павел, надо бы мне записаться в спортзал.
Павел, как раз застегивавший сумку, поднял голову:
— Ты и так здоровый, зачем тебе в спортзал?
— Чувствую, не хватает мне дисциплины.
Павел отнес сумку на кухню и поставил на стол рядом с плитой.
— Ефим, ты клево выглядишь. Все девки так говорят.
При этих словах Ефим расплылся в улыбке и руками смахнул с плеча невидимую пылинку.
— Да я просто Джордж Клуни, а? Ха-ха.
— Ты Джордж Клуни с большим русским членом.
— И это лучший Джордж Клуни из всех возможных, — гаркнул Ефим. Он, Павел и Спартак громко заржали.
Мы стояли и молча смотрели друг на друга.
Ефим отсмеялся, вытер глаза, вздохнул и хлопнул в ладоши:
— Пойдем с Кириллом потолкуем. Спартак, посторожи Софи.
Спартак кивнул и отдернул черную штору, за которой обнаружилась еще одна гостиная, еще больше, чем первая, размерами футов пятнадцать на двадцать. Все стены в ней были зеркальные. Я заметил полукруглый диван пурпурного цвета, должно быть изготовленный на заказ, потому что идеально вписывался в габариты комнаты. Середина комнаты оставалась пустой. У нас над головой располагался телевизор, отражавшийся в зеркалах. По нему шла мексиканская мыльная опера. Над диваном высились бесчисленные полки, плотно уставленные коробками с Blu-Ray-плеерами, айподами, электронными книгами и ноутбуками.
На диване сидели худощавый мужчина с огромной головой и темноволосая женщина. На лице женщины лежала печать безумия, магнитом притягивавшая к себе все взгляды. Виолета Кончеза Борзакова некогда была красавицей, но некий червь, сидящий у нее внутри, постепенно съедал эту красоту. На вид ей было лет тридцать, максимум тридцать два года. Смуглую кожу усеивали мелкие неровности, делая ее похожей на поверхность пруда в самом начале дождя. Ее волосы были того густого оттенка черного, про который обычно говорят «цвет воронова крыла». Почти такие же черные глаза таили в себе нечто пугающее и в то же время какой-то испуг; за ними пряталась изуродованная душа, покинутая и мятущаяся. Одета Виолета была в угольно-черную кепку, черную шелковую блузку с глубоким вырезом, черные лосины и высокие, по колено, черные ботинки. Ее плечи покрывала серая шелковая шаль. Она смотрела на нас таким взглядом, каким могла бы смотреть на стейки, которые ей везут на тележке.
Кирилл Борзаков был в белой шелковой майке, белом кашемировом спортивном пиджаке, светло-бежевых брюках и белых теннисных туфлях. Его цвета серебра волосы были коротко острижены. Под глазами залегли тройные мешки. Он курил сигарету, издавая губами мокрый чмокающий звук, от которого любому курильщику сразу захотелось бы навсегда бросить курить, и не глядя стряхивал пепел мимо переполненной пепельницы, стоявшей справа от него. Рядом с пепельницей стояла раскрытая пудреница, на поверхности которой змеилось несколько дорожек кокаина. Кирилл смотрел ничего не выражающим взглядом. Заподозрить такого типа, как он, в сочувствии к кому-либо представлялось невозможным — если подобное чувство лет тридцать назад и заползло невзначай в его душу, то давно там скончалось. У меня сложилось впечатление, что, даже если моя грудь внезапно разорвалась бы и из нее выскочил живой Ленин, Кирилл продолжал бы как ни в чем не бывало курить сигарету и смотреть мексиканское мыло.
— Дамы и господа! — сказал Ефим. — Кирилл и Виолета Борзаковы.
Кирилл встал и обошел нас. Наверное, с таким же видом когда-то работорговец оглядывал коллекцию невольников. Он посмотрел на Кенни и Хелен и перевел взгляд на Павла.
Павел взял Кенни и Хелен за плечи и усадил их на диван, в левом углу. Кирилл еще раз посмотрел на Павла, и через пару секунд на диване рядом с предыдущей парочкой приземлился Тадео.
Кирилл медленно приблизился ко мне:
— Ты кто?
— Частный сыщик, — сказал я.
Он шумно затянулся сигаретой и стряхнул пепел на поддельный дубовый пол.
— Частный сыщик, который нашел для меня девчонку?
— Я не для тебя ее нашел.
Он кивнул, как будто я сказал нечто мудрое, и сжал мою левую руку в своей.
— Ты не для меня ее нашел?
— Нет.
Хватка у него была мягкая, почти нежная.
— А для кого?
— Для ее тетки.
— Но не для меня?
Я покачал головой:
— Не для тебя.
Он снова кивнул мне, вцепился мне в запястье и ткнул сигаретой мне в ладонь.