Патрик Мелроуз. Книга 1

Виктор молча и очень быстро поглощал суп, а Николас рассказывал ему о поминках Джонатана Кройдена. Элинор, отставив тарелку, закурила сигарету — несколько таблеток декседрина отбили у нее аппетит. Бриджит сосредоточенно грезила о чем-то.

— Я не сторонник поминок. — Виктор пожевал губами, будто пробуя на вкус неискренность своих слов. — Они просто предлог для вечеринки.

— Плохо то, что они предлог для плохих вечеринок. Вы с Николасом Кройдена обсуждаете?

— Да, — кивнул Виктор. — Говорят, его интереснее было слушать, а не читать. Ну, к его творчеству тоже есть претензии.

Дэвид сверкнул зубами, одобряя колкость:

— А Николас тебе сказал, что твой приятель Виджей тоже был на поминках?

— Нет, — ответил Виктор.

— Кстати, ты ведь до сих пор не объяснила, почему он так неожиданно уехал, — сказал Дэвид, поворачиваясь к Анне.

Она уже несколько раз уклонялась от ответа на этот вопрос, поэтому Дэвид нарочно задавал его при каждой встрече.

— Не может быть, — подыграла ему Анна.

— Он страдал недержанием мочи? — спросил Дэвид.

— Нет, — ответила она.

— Неужели он пытался с тобой заигрывать?

— Ни в коем случае.

— Он просто вел себя как обычно, — предположил Николас.

— Вполне может быть, — сказала Анна. — Но уехал он не из-за этого.

— Желание распространить информацию сродни голоду и часто возникает в тех случаях, когда собеседник проявляет любопытство или, наоборот, демонстративно остается равнодушным, — с важным видом изрек Виктор.

— Что ж, — сказала Анна, чтобы спасти Виктора от молчания, которое наверняка последовало бы за его заявлением. — Вряд ли вам, людям широких взглядов, это покажется странным, но когда я принесла в его спальню рубашки из стирки, то обнаружила стопку жутких журналов. Не порнографических, а гораздо хуже. Нет, разумеется, я не стала бы указывать ему на дверь. В конце концов, пусть себе читает что угодно. А он неожиданно вернулся, застал меня в спальне и устроил скандал на пустом месте. Ну, я и не выдержала.

— Молодец, — робко заметила Элинор.

— А что за журналы? — осведомился Николас, откинувшись на спинку стула и скрестив ноги.

— Надо было их конфисковать, — хихикнула Бриджит.

— Да ну, гадость какая-то. Распятие. Всякая зоофилия.

— Как интересно, — заявил Николас. — От Виджея я такого не ожидал.

— Правда? Вот и бедная свинья тоже не ожидала, — сказала Анна.

Решив замять неловкость, Виктор хохотнул:

— Этика наших отношений с животным миром — дело темное.

— Мы их убиваем, если нам этого хочется, — отрезал Дэвид. — Ничего темного в этом нет.

— Дэвид, этика изучает не поступки, а то, как следует поступать, — пояснил Виктор.

— Поэтому не стоит тратить на нее время, — шутливо заметил Николас.

— А почему ты считаешь аморальность превосходным качеством? — спросила его Анна.

— Дело не в превосходстве, — ответил он, раздувая ноздри. — А в том, чтобы не быть занудой или хлыщом.

— В Николасе все превосходно, — сказал Дэвид. — Даже если бы он был занудой или хлыщом, то и в этом бы всех превзошел.

— Спасибо, Дэвид, — с нарочитым благодушием отозвался Николас.

— В английском языке, — начал Виктор, — слово «зануда» сродни словам, обозначающим профессию, например, как «юрист» или «кондитер». Другие языки выражают это словосочетаниями «скучный человек» или «с ним скучно», то есть имеется в виду преходящее состояние, которое может перемениться. Пока неизвестно, указывает ли это на повышенную нетерпимость англичан к скучным людям или на особую интенсивность английской скуки.

«Это указывает на то, что вы — нудные старые пердуны», — подумала Бриджит.

Иветта унесла суповые тарелки и закрыла за собой дверь. Язычки свечей качнулись, крестьяне на стенах снова ожили.

— Надо стремиться к ennui, — заявил Дэвид.

— Разумеется, — сказала Анна, — это не просто слово, которым французы называют старую добрую скуку. Это скука и богатство или скука и высокомерие. Для меня все скучно, поэтому я привлекаю всеобщий интерес. Почему-то никому не приходит в голову, что невозможно объять картину мира и при этом не быть ее частью.

Воцарилось молчание. Иветта внесла в столовую блюдо с жареной олениной и овощами.

— Любимая, у тебя великолепная память, — сказал Дэвид Элинор. — Ты точь-в-точь повторила меню ужина, которым мы в прошлый раз угощали Анну и Виктора.

— Боже мой, извините, — сказала Элинор.

— Кстати, об этике животных, — вмешался Николас. — Говорят, что в прошлом году Джеральд Фрогмор настрелял птиц больше, чем кто-либо в Англии. Неплохо для человека в инвалидной коляске.

— Может, ему не нравится, когда у других есть свобода передвижения, — съязвила Анна и, мысленно улыбнувшись, почти пожалела о сказанном.

— Ты же не против охоты? — спросил Николас тоном, в котором ясно слышалось невысказанное «ко всему прочему».

— А как же иначе, — ответила Анна. — Это предрассудок среднего класса, основанный на зависти. Я правильно говорю?

— Ну, я этого говорить не собирался, — сказал Николас, — но ты выразила мою мысль лучше меня самого.

— Ты презираешь людей из среднего класса? — спросила Анна.