Патрик Мелроуз. Книга 2

– Ну правда… – начал Томас.

В дверь постучали. Мэри отложила книгу и спросила, кто там.

– Бобби! – крикнул Томас. – Я знал, что это ты, потому что… ну потому что это ведь ты!

Роберт понуро уселся на край кровати, не обращая внимания на аргументацию брата:

– Ужасное место!

– Знаю. Но мы здесь всего на одну ночь. Утром поедем дальше.

– Опять! – застонал Роберт. – С тех пор как Прокурор выгнал нас с того волшебного острова, мы сменили уже три мотеля! С тем же успехом можно было арендовать дом на колесах.

– После завтрака я позвоню Салли и спрошу, нельзя ли пораньше приехать к ним на Лонг-Айленд.

– А я не хочу на Лонг-Айленд, я хочу домой! – не унимался Роберт.

– Крот учуял дом и теперь хочет туда, – сказал Томас в знак согласия с братом.

Было решено, что, если на Лонг-Айленде их не ждут, они скажут папе, что хотят вернуться в Англию.

– И никакой магии большой дороги! – воскликнул Роберт. – Очень прошу!

На Лонг-Айленде никто не подходил к телефону. В конце концов Мэри удалось разыскать подругу в Нью-Йорке.

– Нам пришлось вернуться в город, – сообщила та. – У нас бойлер взорвался и затопил соседей снизу. Те подали на нас в суд, а мы подали в суд на водопроводчиков, которые всего год назад устанавливали нам бойлер. Водопроводчики подали в суд на производителя бойлера за бракованную продукцию. А еще жильцы дома, даром что разъехались на лето по загородным домам, подали в суд на управляющую компанию, потому что воду отключали не на два часа, как положено в таких случаях, а на двое суток, что доставило им, отдыхающим в Тоскане и Нантакете, огромный моральный ущерб.

– Ого! – удивилась Мэри. – Может, надо было просто убрать воду шваброй и купить новый бойлер?

– Это так по-английски! – воскликнула Салли, восхищаясь чудны`м стоицизмом подруги.

За завтраком Мэри объяснила семье, что места для гостей в нью-йоркской квартире Салли почти нет, но та все равно с радостью куда-нибудь их втиснет.

– Я не хочу втискиваться, – сказал Роберт. – Я хочу улететь!

– Мы на самолете, – заявил Томас, расправляя руки-крылья. – И Алабала пробрался в кабину пилота!

– Ой-ой! – испугался Роберт. – Мы лучше подождем следующего рейса.

– А он и на следующий рейс проник, – сказал Томас, сам дивясь находчивости Алабалы.

– Как это он сумел?

Томас покосился в сторону, придумывая объяснение:

– Он катапультировался! Фелан остановил следующий рейс, и Алабала опять сел в самолет!

– Есть еще один маленький нюанс: билеты у нас невозвратные, – вставил Патрик.

– Да мы столько денег потратили на эти мерзкие мотели, что уже давно могли купить новые! – сказал Роберт.

– Интересно, кто его научил так спорить? – спросила Мэри.

– А он разве с кем-то спорит? – ответил Патрик. – По-моему, нас всех уже тошнит от Америки.

16

После перелома Элинор так настойчиво молила Патрика о смерти, что ему пришлось-таки изучить законодательство об эвтаназии и содействии в самоубийстве. Опять, как и в случае с лишением себя наследства, он оказался юристом на службе у капризной матери-сумасбродки. Поначалу казалось, что избавиться от Элинор будет несколько приятнее, чем потерять «Сен-Назер», но вскоре непотребность возложенной на него задачи протаранила частокол прагматизма с напором, достойным яковитских драматургов. Пусть дом престарелых – не самое подходящее место действия для «Трагедии мстителя», однако Патрик явственно чувствовал (как если бы правильную атмосферу задавали катакомбы итальянского замка), что исключительное право на отмщение принадлежит Господу, и пытаться его узурпировать – опасно. Он долго собирался с мыслями, тщательно изучал свои мотивы. Покойники обычно не настолько уперты, чтобы превращаться в привидения просто так, без угрызений совести у живых родственников. Его мать была подобна лавине, преградившей дорогу через горный перевал. Допустим, Патрику удастся расчистить путь, но, если его намерения будут кровожадны, ее призрак навеки поселится в тех местах.

Он решил было не принимать никакого участия в организации ее смерти. Просить сына о такого рода помощи – последний и самый мерзкий трюк, который могла выкинуть женщина, всегда, с самого его рождения считавшая, что именно она нуждается в ободрении и поддержке. А потом Патрик вновь навещал Элинор и понимал: самым жестоким поступком с его стороны будет оставить все как есть. Он пытался подкармливать свой гнев, чтобы и дальше отказывать матери в помощи, но его терзало сострадание. Сострадание терпеть было сложнее, и вскоре собственная мстительность начала казаться ему относительно пустячным грехом.

– Ну давай, сделай себе одолжение, возжажди крови, – бормотал он, набирая номер «Общества сторонников добровольной эвтаназии».