Чем больше проект набирал популярность, тем больше это тревожило Кремль. Сначала они просто игнорировали нас, но со временем начали активно с нами бороться. Прокремлёвские журналисты писали, что мы «масштабируем неправильных личностей» и «создаём неправильные тренды». Затем они перешли к более активным действиям, начали открыто мешать нашей деятельности и всячески её дискредитировать.
Дебаты шли офлайн, и это делало нас очень уязвимыми. На владельцев заведений, где мы проводили свои мероприятия, начали давить: проверки, полиция, угрозы отключить свет — всё, чтобы они отказались сдавать нам помещение. К нам регулярно начали засылать провокаторов: придут десять человек, начнут кричать, чем-то кидаться, устроят драку, и тогда площадка нам в следующий раз откажет. Главной задачей было маргинализировать нас, мол, это никакие не политические дебаты, а просто алкаши собрались и устроили драку в центре Москвы. Посмотрите, какие они омерзительные — вон у этого кровь по лицу течёт. Разве это политика? Это балаган!
Про кровь я написал не просто так. Она была на моём лице.
На очередные дебаты пришла группа молодых людей. Пьяные, они выкрикивали оскорбления, скандировали: «Зиг хайль!», вырывали микрофон у тех, кто задавал вопросы. Со сцены я пытался их унять, но всё же это вылилось в драку, которая закончилась тем, что один из них напал на меня на улице. У меня с собой был травматический пистолет. Я выстрелил сначала в воздух, а потом в его сторону. На парня это не произвело особого впечатления, и он всё-таки бросился на меня. В итоге нас обоих забрала полиция, но дело возбуждать не стали. Нападавший оказался сыном высокопоставленного ФСБшника, и его папа не хотел раздувать скандал.
Надо признать, что Кремль тут сработал эффективно. Во-первых, перед нами вставала чисто организационная проблема: никакой клуб не хотел больше нас принимать. Во-вторых, мы понимали, что не можем обеспечить безопасность зрителей. В-третьих, провокации стали настолько ожидаемыми, что вытеснили содержательную часть дебатов. Стало ясно, что проект придётся закрыть.
Однако для меня это был хороший урок и важный момент моей политической карьеры. Я понял, что можно всё делать без денег и без протекции Кремля. Даже наоборот — вопреки Кремлю. Мне нужна была только группа сторонников, которая работала бы вместе со мной. И эту группу я нашёл в интернете.
Не раз слышал, будто это едва ли не проявление моего уникального политического чутья — что я сразу начал использовать интернет. Как визионер, предрёк наступление новой эры. Мне это, конечно, очень льстит, только к реальности не имеет никакого отношения. Я оказался в интернете, потому что у меня не было другого выбора: на телевидении и в газетах была цензура, митинги были запрещены, а мне хотелось действовать.
Раньше первое правило подготовки к политической акции гласило: разошли пресс-релиз. Если не было пресс-релиза, причём непременно отправленного по факсу, мероприятие не засчитывалось. Факсы я возненавидел и питал вполне обоснованное подозрение, что ими пользуются только в партии «Яблоко». Со временем я познакомился со многими журналистами — все они были молодые ребята, как я, и сложно было представить, что они целыми днями сидят у факса, ожидая, когда из него выползет заветная бумажка. И в какой-то момент я подумал: почему бы мне просто не использовать «Живой Журнал»? В то время это была самая популярная платформа для блогов, все журналисты сидели как раз там. Я могу просто написать: «Устраиваю акцию, приходите». А после акции написать: «Вот пара фотографий, если кому интересно». Сейчас в этом нет ничего удивительного, а тогда казалось почти революцией.
Мне нравилось вести блог. Правда, тогда я совсем не был готов к тому, что вскоре он станет моим основным занятием на много лет.
Российский интернет в те времена был восхитительным местом. Он и сейчас восхитительное место. Одна из причин этого феномена, наверное, в том, что он не развивался постепенно, как в Америке, а просто появился в один момент. В России он сразу был относительно быстрый, доступный, и количество пользователей стремительно росло — все молодые, образованные, инициативные люди мгновенно начали его осваивать. И особенно он был восхитителен тем, что в администрации президента не воспринимали его всерьёз. Они делали ставку на телевидение, а интернет был им безразличен, и это его тогда спасло. Например, в Китае одновременно с появлением интернета стали создавать файервол, чтобы его контролировать, а российское правительство думало, что это какой-то непонятный маленький загончик, в котором тусуются одни фрики. Они не видели смысла его специально ограничивать. Никто в Кремле не осознавал, что интернет был отражением реальной жизни: ты мог написать пост с призывом раздавать листовки, и реальные люди шли на реальную улицу и реально их раздавали. Это был не загончик, а инфраструктура.