Патриот

В первый год работы ФБК я планировал собрать около девяти миллионов рублей — это мне удалось с лёгкостью. В 2019 году, предшествовавшем моему отравлению, мы собирали уже больше восьмидесяти миллионов рублей. Нам поступали десятки тысяч маленьких переводов — по сто-пятьсот рублей — со всей России.

Главный принцип нашей организации — прозрачность. С первых дней она была важна для меня по двум причинам. Во-первых, люди будут охотнее давать деньги, если они понимают, на что их тратят. А во-вторых, потому что я очень, очень, очень хотел отличаться от государства. Правительство расходует наши налоги без всяких объяснений. Мы не влияем на распределение бюджета и даже не понимаем толком, как именно его распределяют. В России никогда не существовало по-настоящему открытых политиков. Даже в краткий период в девяностых, когда у власти были демократы, нормой считалось прятать собственные средства и скрывать их происхождение.

Я хотел быть совсем другим. Я показывал мои личные доходы. Я показывал, откуда берутся деньги моей организации. Все знали, как выглядят моя жена и дети. И люди, переводя мне пожертвования, посылали власти чёткий сигнал: «Навальному мы жертвовать хотим, потому что мы понимаем, чем он занимается и как тратит деньги, а вы всё скрываете, а часто ещё и воруете».

И, несмотря на запугивание доноров, которое началось почти сразу («Жертвуете Навальному? Все переводы сохраняются, ждите проблем!»), тысячи людей продолжали переводить нам деньги. Для меня это всегда звучало так: «Мы готовы бороться, но нам нужен лидер — человек, который не испугается государства и который не будет брать взятки. Мы верим, что ты такой, поэтому помогаем».

В Фонде борьбы с коррупцией, который я сам и основал, зарплату я никогда не получал и ни под какими предлогами не использовал пожертвования в личных целях. Я не сомневался, что, если я попрошу, люди легко переведут и мне персонально, но я твёрдо решил, что между моим заработком и бюджетом организации будет несокрушимая китайская стена. В конце концов, у меня есть профессия — я юрист. Поэтому, даже возглавляя ФБК, я продолжал оказывать юридические услуги. Возможно, правда, некоторые мои клиенты пользовались ими не только потому, что нуждались в них, но и просто чтобы таким образом меня поддержать.

Вторым важным принципом стала нормальность. В Кремле годами пытались наше движение маргинализировать и загнать в подполье. Превратить нас в новую версию советских диссидентов. Я испытываю огромное уважение к советским диссидентам — они герои, но обычные современные люди диссидентами быть не очень хотят. Во-первых, это опасно, а во-вторых, у диссидентов не бывает весёлых офисных будней. А мы, хоть и были, по сути, офисом революции, где каждый человек нёс большие риски, чисто внешне казались московскими хипстерами. У нас просторный опенспейс, кофемашина и игра в «Тайного Санту» на Новый год. У нас твиттеры и инстаграмы. У нас молодые сотрудники, все дружат между собой, мы вместе ходим в походы и устраиваем вечеринки (правда, в последние годы я стал замечать странную тенденцию: всё самое весёлое на вечеринках начинается после того, как я ухожу домой). Единственное, что отличало нас от модного стартапа, — это то, что мы боролись с Путиным. Ну и сопутствующие издержки — например, прослушка в офисе, которую мы находили в дверных косяках.

Это было хоть и неприятно, но не особо страшно. Однако со временем таких издержек становилось больше. Давление росло с каждым годом, и к 2019-му аресты и обыски стали частью нашей повседневной жизни. Наш хипстерский офис оставался таким же хипстерским, только теперь ОМОН пилил нам дверь бензопилой, врывался внутрь с автоматами и клал всех на пол. Один такой рейд — и у пятидесяти сотрудников отнимают компьютеры и телефоны, выносят из офиса всю аппаратуру, документы, личные вещи. Успел спрятать телефон за плинтусом, а компьютер в потолочной плитке — молодец. Но чаще всё же изымали всё подчистую. Тактика понятная: на восстановление техники нужны деньги, а деньги мы просим у людей. В Кремле надеялись, что это постепенно замедлит сбор, но выходило наоборот — после каждой атаки на нас мы видели всплеск платежей.

Чем занимается Фонд борьбы с коррупцией, ясно из названия. Мы что-то среднее между журналистами, юристами и политическими активистами. Находим коррупционную историю, разбираемся с документами, собираем доказательства и публикуем её. В первые годы — текстом в моем блоге, со временем — роликом на ютубе. Ну и самое главное: потом эту историю распространяем так, чтобы про неё узнали миллионы человек.