Патриот

– …А теперь он опять зашагал вперед… взялся за жезл, подбросил, поймал, подбросил, опять поймал, ну, знаешь, как обычно он подбрасывает меч, когда размышляет… Вид у него, надо сказать, очень довольный…

– По-моему, он абсолютно счастлив и от души наслаждается происходящим, – заметил Моркоу.

Толпа забеспокоилась. Процессия за спиной Ваймса полностью остановилась. Некоторые – наиболее впечатлительные участники шествия, не понимающие, что теперь делать, или те, кто слишком усердно прикладывался к университетскому, весьма неплохому, шерри, – стали оглядываться в поисках предметов, которые можно было бы подбрасывать и ловить. В конце концов, они ведь участвовали в Традиционной Церемонии, а в Традиционной Церемонии нет места для тех, кто придерживается принципа «я не делаю того, что выглядит нелепо или смехотворно».

– Он просто устал, – сказал Моркоу. – Последнее время командор даже дома не появлялся. И днем и ночью на службе. Сама знаешь, какой он: все любит делать сам.

– Будем надеяться, патриций тоже понимает это.

– О, его светлость… Он ведь понимает, а?

Послышались смешки. Ваймс принялся перебрасывать жезл из одной руки в другую.

– Он может подбросить меч так, чтобы тот целых три раза провернулся в воздухе, и поймать его…

Ваймс вдруг поднял голову. Сощурился. Его жезл со стуком запрыгал по булыжнику и закатился в лужу.

А потом Ваймс побежал.

Моркоу недоуменно смотрел ему вслед, тщетно пытаясь сообразить, что же такое Ваймс увидел.

– На Барбикане… – наконец пробормотал он. – Вон в том окне… видишь, там кто-то есть! Прошу прощения… простите… извините… – Он принялся проталкиваться сквозь толпу.

Ваймс уже превратился в крошечную фигурку. Виден был лишь алый плащ, развевающийся на ветру.

– Ну и что? Многие забираются повыше, чтобы лучше разглядеть шествие, – хмыкнула Ангва. – Что такого особенного?..

– Там никого не должно быть! – Теперь, когда они наконец вырвались из толпы, Моркоу тоже пустился бегом. – Мы запечатали входы в башню!

Ангва осмотрелась. Все взгляды уличных зевак сосредоточились на суматохе, творящейся впереди, а на стоящую рядом телегу никто не обращал внимания. Вздохнув, Ангва с выражением высокомерного безразличия на лице скрылась за телегой. Раздалось еле слышное «ох», вслед за которым последовал слабый, но отчетливо органический звук, потом – приглушенное «ваф», а потом – громкое бряцанье от упавших на булыжную мостовую доспехов.

Ваймс и сам не знал, почему вдруг сорвался с места. Это было настоящее шестое чувство. Словно бы мозг какой-то задней долей выхватил из эфира предупреждающий сигнал, что вот-вот произойдет нечто очень плохое, и, не имея времени на тщательную обработку поступившей информации, просто взял на себя управление спинным мозгом.

Забраться на Барбикан никто не мог. Эти полуворота-полубашню возвели еще в те времена, когда Анк-Морпорк не относился к атакующим армиям исключительно как к толпе потенциальных клиентов, которые что-нибудь да купят. Частично Барбикан еще использовался, однако в целом он представлял собой шести-семиэтажную гору развалин, соединенных лестницами, на прочность которых не положился бы ни один разумный человек. В ветреные ночи сверху падали целые куски кладки, снабжая наиболее оборотистую часть анк-морпоркцев строительным материалом. Барбикан избегали даже горгульи.

Смутный гул толпы за спиной прорезали крики. Ваймс не стал оглядываться. Что бы там ни происходило, Моркоу с этим разберется.

Мимо что-то стремительно пролетело. Это «что-то» очень походило на волка, в число предков которого затесалась длинношерстная клатчская борзая – одно из тех грациозно-воздушных созданий, что состоят сплошь из нюха и летящей по ветру шерсти.

Волчица огромными прыжками скрылась внутри Барбикана.

Когда Ваймс наконец вбежал в полуразрушенные ворота, волчицы нигде не было видно. Однако ее отсутствие не вызвало у него интереса – из-за куда более неотложного присутствия трупа, распластавшегося на груде каменных глыб.

Ваймс всегда говорил (точнее, всегда говорил, что всегда говорил, а с начальством не спорят): иногда маленькая деталь, самая что ни на есть крошечная деталька, на которую в обычных обстоятельствах никто бы и внимания не обратил, хватает ваши чувства за горло и вопит: «Заметь меня!»

В воздухе витал острый запах. А в провале между двумя глыбами бледнел зубок гвоздичной луковицы.

Было пять часов. Ваймс и Моркоу ждали в приемной зале патриция. Тишина не нарушалась ничем, кроме знаменитого неравномерного тиканья часов.

Через некоторое время Ваймс произнес:

– Дай-ка еще раз глянуть.

Моркоу послушно вытащил бумажный квадратик. Ваймс посмотрел на листок. Так и есть, ошибки быть не может. Он сунул бумажку себе в карман.

– Э-э… Зачем это вам, сэр?

– Что?

– Иконограмма, что я одолжил у туриста.

– Понятия не имею, о чем ты.

– Но вы же…

– Слушай, капитан, скажу честно: разговоры о всяких несуществующих вещах очень мешают продвижению по служебной лестнице.

– О!

Часы словно бы затикали громче.

– Вы о чем-то думаете, сэр.

– Время от времени я задаю своим мозгам такую работу, капитан. Как ни странно.