Горифф с выражением громадного облегчения на лице передал Ваймсу арбалет модели «Сюрприз-Субботним-Вечером». Данная модель славилась своей непредсказуемостью: когда производился выстрел, из всех находящихся поблизости лишь стрелок мог чувствовать себя в относительной безопасности, да и то случалось всякое. К тому же никто не предупредил хозяина арбалета, что полка под прилавком в насыщенной парами закусочной, где периодически выпадают дожди из жидкого жира, не лучшее место для хранения арбалета во взведенном состоянии. Тетива, конечно же, растянулась. В общем и целом этим арбалетом действительно можно было убить – если очень сильно ударить им человека по голове.
Наконец Горифф и его семейство покинули «Едальню», и Ваймс в последний раз окинул взглядом закусочную. Помещение не поражало своими размерами. На кухоньке в горшке, уже на самом его дне, кипело что-то очень пряное. Ваймс обжег пальцы, но все-таки сумел вылить содержимое горшка на огонь, после чего, смутно припоминая действия своей матери, залил горшок водой, чтобы отмокал.
Затем, как можно лучше забаррикадировав окна, Ваймс вышел из лавочки и запер за собой дверь. Надпись на неприметно заметной медной дощечке с гербом Гильдии Воров, приколоченной над дверью, сообщала миру, что господин Горифф добросовестно уплатил ежегодный взнос[7]
, но мир грозил множеством менее формализованных опасностей, поэтому Ваймс вытащил из кармана кусок мела и написал на двери:И, немного подумав, добавил:
На узколобых в гражданском смысле горожан идея величия закона даже близко не производила такого впечатления, как имя Детрита.
Постановление о Бунтах! От кого он этого набрался? От Моркоу, не иначе. На памяти Ваймса к этому постановлению не прибегали ни разу – впрочем, и неудивительно, если знать, что именно там говорится. Даже Витинари не посмел бы обратиться к этому закону. Так что термин превратился просто во фразу, в пустую оболочку. Остается лишь благодарить богов за безграмотность троллей…
Отступив на шаг полюбоваться своим произведением, Ваймс вдруг заметил странное свечение в небе над Парковым переулком и в тот же миг услышал клацанье железных подошв.
– А, Задранец, привет, – сказал он. – Ну, что теперь? Только не говори, что кто-то поджег клатчское посольство.
– Как скажете, сэр, – послушно откликнулась Шелли.
Переминаясь с ноги на ногу, она тревожно смотрела то на командора, то в сторону Паркового переулка.
– Ну? – нахмурился Ваймс.
– Э-э… но вы же приказали…
Сердце у Ваймса упало. Он вспомнил, что гномы славятся двумя вещами: своим невероятным умением обращаться с железом и таким же невероятным неумением воспринимать какую-либо иронию.
– Что, клатчское посольство в самом деле подожгли?
– Так точно, сэр!
Госпожа Трата приоткрыла дверь.
– Да?
– Я друг… – Моркоу в нерешительности замолк, не зная, представился ли сержант Колон своим настоящим именем.
– Того, что с сексуальным маньяком?
– Прошу прощения?
– Ну, с костлявым таким, что одет как клоун?
– Они сказали, тут сдается комната, – в отчаянии произнес Моркоу.
– Ага, они же ее и сняли, – обрезала госпожа Трата и попыталась захлопнуть дверь.
– Но они сказали, я могу ею воспользоваться…
– Никакой пересдачи!
– А еще сказали, что я должен заплатить за это два доллара!
Дверь слегка подалась.
– Сверх того, что они уже заплатили?
– Разумеется.
– Что ж… – Смерив Моркоу взглядом, госпожа Трата фыркнула. – Хорошо. Ты в какую смену ходишь?
– Не понял?
– Ты ведь стражник?
– Э-э… – С секунду посомневавшись, Моркоу решительно заявил: – Нет, я не стражник. Ха-ха, а вы-то подумали, я стражник? Я что, похож на стражника?
– Ага, похож, – кивнула госпожа Трата. – Ты капитан Моркоу. Я
Расположившаяся на крыше Ангва закатила глаза.
– Никаких женщин, никакой готовки, никакой музыки, никаких животных… – принялась перечислять госпожа Трата, поднимаясь впереди по скрипучей лестнице.
Ангва осталась ждать в темноте. Она ждала, пока не услышала звук открывающейся ставни.
– Ушла, – прошептал Моркоу.
– Здесь черепица усыпана осколками, точно как говорил Фред, – сообщила Ангва, перемахнув через подоконник.
Оказавшись внутри, она сделала глубокий вдох и закрыла глаза.
Для начала надо забыть запах Моркоу – смесь нетерпения, мыла, остатков полироли для доспехов…
…
Допустим, прошел час. Нос – он же в данном случае глаз – без труда различит застывший во времени запах ходившего по комнате человека. Но если прошел целый день, запахи начинают смешиваться и переплетаться. Приходится отделять их друг от друга, убирать все знакомое, и тогда то, что останется…
– Они все так перепутались!
– Не волнуйся, все в порядке, – успокоил ее Моркоу.