— В твоих глазах я, наверное, выгляжу этаким образованным варваром?
— Скажем так, Снежный Склонс имел право на снисхождение.
— Правда? Сэр Сэмюель, оглянись по сторонам. Твое… поле деятельности — город, который можно пересечь за полчаса. Мое — два миллиона квадратных миль пустыни и гор. Мои товарищи — меч и верблюд, оба, откровенно говоря, не лучшие собеседники. О, во всех городах и городишках есть своя стража или типа того. Но люди там простые, незамысловатые. А мой долг — гоняться за разбойниками и убийцами по пустыне, и зачастую я оказываюсь в добрых пятистах милях от людей, способных оказать мне поддержку. А потому я должен внушать ужас и первым наносить удар — у нас тут все решается очень быстро. И думаю, в каком-то смысле я честен. Я выживаю. Я ведь выжил, когда целых семь лет провел в привилегированном учебном заведении Анк-Морпорка, патронируемом людьми настоящих благородных кровей. По сравнению с этим жизнь среди д'рыгов — легкая прогулка, уж поверь мне. И я вершу правосудие быстро и недорого.
— Мне известно происхождение твоего имени…
Ахмед пожал плечами.
— Тот человек отравил воду. Единственный колодец на двадцать миль вокруг. В результате скончались пятеро мужчин, семеро женщин, тринадцать детей и тридцать один верблюд. И прошу заметить, некоторые верблюды были весьма выдающимися представителями своего вида. Я опирался на показания человека, продавшего преступнику яд, а также на слова надежного свидетеля, видевшего его в ту роковую ночь у колодца. А как только показания дал его слуга… последний час можно было и не ждать.
— А у нас иногда устраиваются суды, — высказал свежую идею Ваймс.
— Да. И последнее слово остается за вашим лордом Витинари. Но в пятистах милях от ближайшего суда закон — это я. — Ахмед взмахнул рукой. — О, можно не сомневаться, тот человек привел бы массу причин, почему он это сделал: что у него было тяжелое детство, что он страдает Маниакально-Колодезным Синдромом. А я страдаю навязчивым желанием рубить головы всем трусливым убийцам.
Ваймс сдался. Этот человек рубил с плеча. И в прямом, и в переносном смыслах. Но в словах его была правда.
— Каждый кроит по-своему, — сказал он.
— Мой личный опыт показывает, что раскроить человека очень даже легко, — усмехнулся Ахмед. — Ну-ну, я ведь пошутил. Я знал, что принц плетет интриги, и решил, что это неправильно. Если бы он убил какого-нибудь анк-морпоркского лорда, это была бы политика. Но то, что затеял он… Я подумал: какое право я имею гоняться за всякими придурками по горам, когда сам принимаю участие в огромном преступлении? Принц желает объединить Клатч? Лично я предпочитаю маленькие племена и страны вместе с их маленькими войнами. Но я не против, если они вступят в войну с Анк-Морпорком — может, потому что им так захотелось, а может, их раздражают ваша вечная неопрятность или свойственное вам тупое высокомерие… В общем и целом есть масса причин воевать с Анк-Морпорком. Но ложь не относится к их числу.
— Я понимаю, о чем ты говоришь, — кивнул Ваймс.
— Но что я могу сделать в одиночку? Арестовать принца? Я его страж, так же как ты — страж Витинари.
— Нет. Я — офицер на службе закона.
— Тем самым я хочу сказать лишь одно: даже королям нужен стражник.
Ваймс задумчиво окинул взглядом озаренную лунным светом пустыню.
Где-то там, далеко, анк-морпоркская армия, какая бы она ни была. А где-то ждет клатчская армия. И тысячи мужчин, которые вполне могли бы поладить, встреться они в неофициальной обстановке, бросаются друг на друга и принимаются убивать, и после первой атаки они имеют более чем достаточно оснований убивать снова и снова…
Он вдруг вспомнил, как в детстве слушал рассказы стариков о войне. На его памяти войн было не слишком много. Города-государства равнины Сто свои главные силы направляли на подрыв экономического состояния соседей, а сложные вопросы решались в индивидуальном порядке, через Гильдию Убийц. Все сводилось к сварам и перебранкам, и, как ни досаждало это иной раз, все ж это было лучше, чем вонзающийся в вашу печенку клинок.
Среди прочего, вроде живописных описаний луж крови и летающих в воздухе конечностей, ему запали в память слова одного старика: «А если твоя нога в чем-то застрянет, лучше не вглядываться, в чем именно она застряла, — если хочешь, конечно, чтобы твой ужин остался при тебе». Старик так и не объяснил, что имел в виду. Но никакое объяснение не могло быть хуже тех, что изобрела фантазия Ваймса. А еще ему запомнилось, что на трех стариков, коротавших дни на скамейке на солнышке, приходилось пять рук, пять глаз, четыре с половиной ноги и два с тремя четвертями лица. А также семнадцать ушей (Сумасшедший Винстон, бывало, выносил свою коллекцию, чтобы продемонстрировать ее славному, выказывающему должную степень напуганности мальчугану).
— Он