Патриоты

Трюм походил на дом в разрезе. Странно было видеть на крыше этого мирного дома скорострельную пушку Гочкиса. Закрытая чехлом, перехлестнутая тросами, она стояла на корме "Вуго-Мару", напоминая переселенцам о возможных, опасностях.

Возле пушки всегда толпились любопытные. Бравый вид солдат, их металлические шлемы и суровые лица вызывали у деревенщины почтительный восторг.

Один из зевак, крестьянин с сухими руками, отмеченными пятнами фурункулов, остановил Сато.

- Простите, почтенный, - начал он робко, - ведь вы уже были на Севере?

"Почтенный!" Это было сказано снизу вверх. Первый раз за полгода службы Сато почувствовал себя настоящим солдатом. Уши его побагровели от удовольствия. Он хотел ответить наивному собеседнику "нет", но язык опередил желание Сато.

- Да, - сказал он поспешно, - я был в Маньчжоу-Го.

- Говорят, что там нет ни деревьев, ни рек...

Подражая господину фельдфебелю, Сато выпятил губы:

- Глупости!

- Однако многие возвращаются обратно...

- Глупости! - повторил Сато твердо. - Ничего не известно.

И он, заметно важничая, зашагал дальше, не замечая своих распустившихся обмоток.

3

Он приехал в отряд прямо со знаменитой стройки N_618 - маленький озабоченный человек в резиновых тапочках и пыльнике, надетом на шевиотовый пиджак. Его глаза были красны от известковой пыли и бессонницы. Голубые, белые, зеленые, желтые брызги покрывали кепи приехавшего, точно по дороге в отряд призывник попал под дождь из масляных красок.

- Ваша фамилия?

- Корж!

Это было сказано с достоинством. Бригадир штукатуров и маляров был заслуженно знаменит. За свои двадцать два года он успел выкрасить четыре волжских моста, два теплохода, фасад Дома Союзов, шесть водных станций, решетку зоосада и не меньше сотни крыш.

Впрочем, он нес свою славу легко. Она не обременяла ни стремянок, ни люлек, на которых работал знаменитый маляр.

Корж назвал себя и ждал от командира достойного ответа.

- А-а-а, - сказал пограничник довольно спокойно и поставил карандашом синюю птичку, - сейчас вас проводят в каптерку.

И все. Корж даже немного обиделся.

- Стройка шестьсот восемнадцать. Слыхали?

- Нет, - сказал командир с сожалением. - Где же слышать, если их шестьсот восемнадцать!

В тот же вечер Коржу срезали чуб и выдали сапоги, скрипевшие, как телега. Он получил также мятую шинель, учебную винтовку с черным прикладом и старенький клинок.

Затем отделком, старательный толстощекий барабинец, показал Коржу, как подшивать воротничок и заправлять койку. Он долго умащивал круглый, как колбаса, матрац, расправлял одеяло и, наконец, отойдя в сторону, наклонил голову набок, любуясь дивной заправкой.

- Как яечко, - сказал он мечтательно.

- Яичко...

- Вот-вот... Теперь глядите, что тут обозначено... Тут обозначена буква "ны"... Ны - значит ноги...

- "Эн", - поправил Корж.

Отделком обиделся. Он вкладывал в обучение душу и не любил, когда его поправляли первогодки, не умевшие даже фуражку толком надеть.

- Давайте не будем вступать в пререкания, - заметил он строго. - Ны есть буква "ны"... А теперь возьмите бирку, напишите фамилию и повесьте у изголовья...

Корж нехотя подчинился. Как не походило все это на бурную жизнь пограничника, которую он так ясно себе представлял!

Корж рассчитывал в первый же день увидеть Маньчжурию, но отряд стоял в восьмидесяти километрах от границы, в селе, ничем не напоминавшем Дальний Восток. Совсем как на Украине, белели здесь мазанки, шатались по улицам гусаки и скрипели над колодцами журавли, только вместо соломенных крыш всюду лежал американский гофрированный цинк.

Кому в двадцать два года не снится бурка Чапаева? Корж мечтал о кавалерийской атаке, о буденновской рубке, погоне, перестрелке в горах. Он уже видел под собой золотистого дончака, высокое лимонное седло и непременно голубой чепрак со звездой.

Вместо этого его привели в класс и посадили за стол. Молодой командир в галифе, подшитых кожей, и щегольских сапогах нарисовал на доске подобие бочки на четырех тумбах.

- Что мы наблюдаем? - спросил он, обводя строгими глазами бойцов.

- Лошадь.

- Нет... Лошадь - понятие гражданское. Мы наблюдаем как такового боевого коня. Иначе - объект иппологии.

Затем посреди бочки появилось сердце в виде туза, два веника - легкие, желудок с длинной трубкой, и командир начал подробно объяснять украинским и сибирским колхозникам, для чего нужен боевому коню пищевод.

Корж не выдержал:

- А когда же будет езда?

- Практические занятия завтра.

После урока к Коржу подошел отделком.

- Если что не ясно, требуйте у меня разъяснения, - сказал он приветливо. - Конь как таковой устроен просто...

- Да мне...

Но отделенный командир уже стучал о доску мелком.

...Ночью, скатываясь с гладкого, как "яечко", матраца, Корж видел себя главным объектом лошадиной науки. Голый, он стоял посреди кабинета директора шестьсот восемнадцатой стройки, и маленький лысый Бровман, тыкая Коржа в живот счетной линейкой, рассудительно спрашивал: "А что мы наблюдаем? А мы наблюдаем пищевод боевого коня..."