Патроны не кончаются никогда, или Записки охотника на вампиров

Следуя ему, я сунулся к мусорным бакам и за ними, среди окурков, картофельной шелухи и ошметков капусты обнаружил мертвую девушку. На вчерашнюю красотку-дьяволицу из «Дозы» она не походила – маленькая, тощая, с бледным личиком и бескровными губами. Совсем девчонка, лет, должно быть, шестнадцати. Видно, удирала с митинга – рядом валялся измятый плакатец, а на нем что-то такое о правах и детишках.

Не будет у тебя детей, ни своих, ни приемных, подумал я, разглядывая ее шею. Слева – два парных укуса, справа – один… Значит, трое сосали, и потому я не успел, быстро прикончили девчонку. Прикончили и разохотились… Что им такая малявка?

Ее глаза смотрели на меня с немым укором. Они были серыми.

Я отвернулся, нашарил рукоять катаны и побежал среди ветхих сараев, слепленных из кровельного железа гаражей, обломков мебели, ящиков и всякого хлама. Трое – уже стая, а в стае вампиры опаснее. Кого-то они преследовали – может, подругу мертвой девчонки?.. Они вкусили крови, и эманация их стала отчетливей: она вела меня, точно подвешенная в воздухе невидимая нить.

Обогнув последний гараж, я увидел их спины. Трое, так и есть! И кто-то впереди – мчится с паническим визгом, орет, только ни дверь не откроется, ни окно, все сидят и молят: пронеси, Господи!

Они бежали быстро, но я был еще быстрее. Под ногами шуршали и лопались бутылки из пластика, скрипел гравий, трещали гнилые доски. Я настигал их – смертоносный, как ледяная пропасть в Гималаях. Они слышали мои шаги.

Остановились, повернулись ко мне. Забойщиков они не различают, так что для них я был всего лишь рослым мужиком, весьма мясистым и полнокровным. То есть был обедом.

– Куда торопитесь, затейники? – спросил я. – Олимпийский рекорд спать не дает?

– А ты не из судей ли будешь? – отклинулся крайний, поедая меня рубиновыми зрачками.

– Нет, я из мелиораторов. Канавы прокладываю, – сказал я и разрубил его от шеи до подмышки. Лихо разрубил: голова с рукой – налево, остальное – направо. Вжик, вжик! Еще два раза – и еще два трупа. Потом поочередно разжал покойным челюсти клинком. Иницианты, как мне и думалось. Не та реакция и сила, что у первичных, и опыт тоже не тот. Первичный меня бы вычислил. Чем выше первичный в их иерархии, тем больше он знает о Забойщиках, а что до первой десятки, так всех по именам – кроме, конечно, магистра. Егор Тесленко, Саркисян, Стругин Пал Семеныч, Шека Губайдуллин, пятеро других и я… В этой десятке Петр Дойч не из последних.

Я вытер клинок о штанину покойника, бросил в ножны и разогнулся. А разогнувшись, застыл с открытым ртом, словно каменный ангел на кладбище. И было от чего! Позади, вместо кучки гаражей и хилых сараев, воздвиглась кирпичная стена с двумя окошками, а между ними – распахнутая дверь. Очень скромная дверь, утепленная черным дерматином, с блестящей ручкой из латуни.

Лавка! Лавка, разрази меня гром!

Обрез, висевший у плеча, вдруг ощутимо потеплел, заставив меня вздрогнуть.

* * *

Лавка являлась логически необъяснимым феноменом и потому пугающим. В то же время я сознавал, что страх или, скорее, опасение вызвано не ею, а именно этой необъяснимостью, тем, что Лавка никак не вписывалась в привычную реальность. Природа человека такова, что он стремится всему найти объяснение, а коль его нет, это порождает чувство дискомфорта. И я, вспоминая о Лавке и сам того не желая, пытался отыскать причины ее существования, перебирал скудный список гипотез: инопланетные пришельцы, дьявол, Бог… Может быть, никто из них не имел отношения к Лавке и вообще к реальности, и тогда оставалось одно, самое странное предположение: что Лавку порождает какой-то неведомый нам закон природы. Это вселяло оптимизм: выходит, Мироздание за нас, раз посылает в черный день подмогу.

«Входи, – раздался в голове бесплотный голос. – Входи, не удивляйся и не страшись. Здесь ты уже был».

Я приблизился к раскрытой двери и перешагнул порог. Неширокое помещение за ним словно бы тянулось в бесконечность, стены сходились в необозримой дали, ряд лампионов на потолке сливался в световую линию. Потолок был сводчатым и вроде бы каменным, стены облицованы панелями из дуба, и вдоль них стояли и лежали в стеллажах и витринах разнообразные предметы. Некоторые я мог узнать – что-то походило на автомобиль, на пачку бумаги, рулон шелка или причудливый стакан из цветного стекла, другие были незнакомы и привычных ассоциаций не вызывали. Впрочем, знакомый вид не означал, что вещь такова, какой кажется; все артефакты здесь имели странные свойства, и назначение многих было неясным.