Патрул

- Скажите, - тихо интересуется ученик, снизу вверх глядя на ортодоксального учителя. – Если есть благородная истина о страдании, значит, должна быть благородная истина о сострадании? – Так ребенок спрашивает: «Ты любишь меня, мама? Ну, почему ты сегодня такая злая?»

Монах потрясен тоном и взглядом пришельца.

Попробуй ответить отрицательно или даже произнести слово, если понимаешь, о чем идет речь. Все, что до этого объяснял отшельник, осыпалось подобно сухим листьям с дерева. Железная маска педагога растаяла. Глаза Барчунга Гампо стали влажными.

Дилго с тихим смехом по-отечески треплет плечо отшельника.

Горы и долины Тибета. Картины природы. Вечер.

В домике отшельника. Барчунг в одиночестве вдохновенно выполняет простирания, читая молитву:

- Да освободятся все существа от страданий и причин страданий. Да освободятся все существа от страданий и причин страданий…

Вид вокруг домика отшельника. Раннее утро. Несколько очаровательных картин природы.

По тропинке в гору поднимется бродяга, как всегда, полностью сливаясь с пейзажем.

В доме отшельника. Монах продолжает простираться. Молитва больше не звучит. Заходит бродяга. Монах вскакивает на ноги. Оба кланяются друг другу.

- Привет, Барчунг!

- Привет, Дилго, привет!

- Хорошая погода, - улыбаясь, говорит странник. – Отличная погода.

Монах выглядывает за дверь. В темное помещение врывается свет и цвет великолепного утра. Барчунг счастлив. Похоже, он еще не выходил из дома - с рассвета простирался.

- О-о! - гость с уважением кивает на коврик монаха.

- Каждый день я делаю триста простираний.

Монах собирается свернуть коврик.

- Хорошая идея, - одобряет гость, останавливая хозяина. – Можно?

- На здоровье, - разрешает тот.

Бродяга выполняет на коврике монаха полные простирания перед алтарем.

- Хороший коврик, - хвалит он, закончив. – Мягкий, комфортный коврик.

Монах не замечает иронии.

- А мне казалось, вы зрелый практикующий, типа махасидхи, - уже без иронии продолжает Дилго. – Думал, вы давно закончили отбивать поклоны. Думал, простирания нужны только тупицам типа меня.

- Подлинные йогины простираются всю жизнь. Великий Лонгченпа семь лет простирался и читал мантру Ваджрасаттвы, пока сам не стал как Ваджрасаттва.

Монаху, наконец, удается свернуть коврик, он на него садится. Гостю предложено сесть на более удобную подушку.

- Перед учением давайте споем молитву, - говорит монах.

Он начинает распевать «Драгоценную бодхичитту». Дилго, поймав мелодию, подпевает. За кадром идет перевод:

- Драгоценное всепроникающее сострадание!

Пусть зародится оно там, где еще не зародилось,

Да не убудет там, где уже зародилось,

И пусть распространится все дальше и дальше!»

Во время молитвы монах украдкой заглядывает в лицо бродяги. Одного взгляда достаточно, чтобы понять, что у драгоценного сострадания сейчас есть шанс распространиться до звезд.

Очередной день учений. Панорама гор, долин.

По знакомой тропинке в гору поднимается странник. Дверь в домике монаха открыта. На пороге стоит Барчунг Гампо в ожидании ученика. Дилго приближается к дому.

В доме монаха.

Учитель и ученик вновь распевают «драгоценную бодхичитту» перед началом занятий:

- Драгоценное всепроникающее сострадание!

Пусть зародится оно там, где еще не зародилось,

Да не убудет там, где уже зародилось,

И пусть распространится все дальше и дальше!»

Пока Барчунг Гампо дает учение, мы совершаем экскурсию по танкам, украшающим его келью. Авалокитешвара, Белая и Зеленая Тары, Будда Амитабха, - главные герои сцены.

- Природа Будды присутствует в каждом живом существе, - рассказывает монах. – Но буддой становится лишь тот, кто отважился поставить свою невидимую природу превыше всего видимого. Будда осознал себя несуществующим, но не испугался, не стал искать новый способ рождения. Он признал в природе несуществования самого себя. И тот час же испытал великую любовь и великое блаженство. И все существующее оказалось на несуществующей ладони Будды. Как нити марионеток сходятся в руке артиста, так все живые существа сосредоточены в несуществующей природе Будды.

До тех пор, пока мы не решимся поставить несуществующую природу выше всего существующего, мы обречены на существование и страдание.

Будда дает нам прибежище и чистую землю. В чистой земле каждый может осознать свое несуществование, а благодаря прибежищу победить страх. И если мы действительно верим Будде, не боимся, не ищем нового рождения вовне, если нас устраивает небытие себя, то проявляется подлинная природа. Природа Будды. Когда пресечено рождение, пресекается смерть, пресекаются болезнь и страдание. А когда прекращено страдание, на освободившемся пространстве мы находим великое блаженство.

- Что есть великое блаженство? – спрашивает Дилго.

- Природа любого блаженства - сострадание.

- Разве возникнет сострадание там, где прекращено страдание?

- Достигнув просветления, мы прекращаем свое страдание - страждущее я обанкрочено. Но мы не сможем прекратить страдания бесчисленных существ – они-то остаются.

- Прекрасно, прекрасно! И каким же образом Будда дает чистую землю?