Патруль Времени

— Нет, правда! — Его тонкий голос сорвался. От смущения подмастерье слегка притих. Он глотал слезы и всхлипывал, пытаясь справиться с собой. — Так сказали гонцы из Италии. Он пал в битве. Его армия разбита. Говорят, что и принц тоже мертв.

— Но я точно знаю… — Вольстрап запнулся.

Он со страхом понял, что едва не предсказал то, что случится в будущем, благо вовремя спохватился. Неужели эта весть так потрясла его?

— Откуда люди на улице знают? Такие известия поступают во дворец.

— Г-гонцы… выкрикивали весть народу.

Звук, прорвавшийся сквозь шум Палермо, заглушил их. Блуждая меж городских стен, он вырвался в гавань. Вольстрап знал этот звук. И все знали. Погребальный звон кафедральных колоколов.

Несколько мгновений Вольстрап стоял неподвижно. Где-то вдалеке он увидел подмастерьев на их рабочих местах, осеняющих себя крестом — католик клал кресты слева направо, православный — справа налево. До него дошло, что и ему следует сделать то же. Это вывело Вольстрапа из оцепенения. Он обернулся к пареньку-греку, самому рассудительному из учеников.

— Михаил, — приказал он, — беги поскорее и разузнай, что на самом деле случилось, да не мешкай, возвращайся!

— Слушаю, мастер! — отозвался ученик. — Они должны огласить новость на площади.

Грек убежал на улицу.

— Займитесь работой, Козимо, и ты, Одо. Забудь, за чем я посылал тебя, — продолжал Вольстрап. — Сегодня мне это уже не понадобится.

Разыскивая что-то в дальней части лавки, он услышал рокот, перекрывший звон колоколов. Не обрывки разговоров, песни, шаги, стук копыт, скрип колес, биение пульса города, а крики, стоны, молитвы на латинском, греческом, арабском, еврейском и целом наборе местных наречий — страх, объявший все окрест.

«Ja, det er nok sandt»[88]. Он заметил, что в мыслях невольно переключился на датский. Слух, вероятно, не ложный. И если так, то лишь ему одному ведомо, насколько это ужасно.

Догадывался Вольстрап и о причине событий.

Он вышел в маленький сад с бассейном в мавританском стиле. Дом был построен в те времена, когда Сицилией правили сарацины. Купив дом, Вольстрап приспособил его для торговли и для жизни — он не намеревался держать гарем подобно большинству состоятельных норманнов. Вместо этого в недоступной прежде для посторонних глаз части дома оборудовали склад, кухню, спальни для учеников и слуг, помещения для разных хозяйственных нужд. Лестница вела на верхний этаж, где жил он сам с женой и тремя детьми. Вольстрап поднялся к себе.

Жена — маленькая смуглая женщина — встретила его в галерее. Несмотря на полноту и седину в темных волосах, она выглядела очень привлекательно. Он заглянул в ее зрелые годы прежде, чем вернуться в ее молодость и предложить ей руку. Это несколько нарушало законы Патруля Времени, но он прожил с нею долгую жизнь. Жена была необходима для соблюдения общественных приличий, для семейных отношений, для уюта домашнего очага и, конечно, для тепла в постели, поскольку по характеру Вольстрап принадлежал к однолюбам, а не к дамским угодникам.

— Что случилось, мой господин? — ее вопрос прозвучал по-гречески.

Она, как и большинство уроженцев Сицилии, владела несколькими языками, но сегодня обратилась к языку своего детства.

«Как и я», — подумал Вольстрап.

— В чем дело?

— Боюсь, весть печальная, — ответил он. — Проследи, чтобы в доме не началась паника.

Она приняла католичество, чтобы выйти замуж за Вольстрапа, но сейчас, забывшись, перекрестилась по восточному обряду. Он по достоинству оценил цельность ее натуры, проявившуюся в этот момент.

— Как прикажет мой повелитель.

Вольстрап улыбнулся и, взяв жену за руку, сказал:

— Не волнуйся за нас, Зоя. Я обо всем позабочусь.

— Я знаю.

Жена поспешно вышла. Он проводил ее взглядом.

«Если бы века мусульманского господства не превратили женщин всех вероисповеданий в таких забитых существ, каким прекрасным другом могла бы стать Зоя», — неожиданно подумал он. Но она прекрасно выполняла свои обязанности, ее родня неизменно помогала ему в торговле, и… он не мог жить с кем-то, кто проявлял бы любопытство к его секретам.

Вольстрап миновал несколько комнат, еще сохранивших аскетизм ислама, и вошел в свою, предназначенную только для него одного комнату. Он не запирал ее, чтобы не вызвать подозрений в занятиях колдовством или еще чем-нибудь похуже. Но купцу, понятно, необходимы конторские книги, скрытые от чужого взгляда, крепкие шкатулки и порой уединение. Задвинув засов, он поставил стул перед огромным шкафом, сел и принялся нажимать на листья, вырезанные в дереве, соблюдая определенную последовательность.

Перед ним засветился прямоугольник. Он облизнул пересохшие губы и прошептал на темпоральном:

— Описание кампании короля Роджера в Италии, начиная с первых чисел прошлого месяца.