Патруль Времени

Ванда ощущала на груди медальон с вмонтированным в него радио. Это давало уверенность, сознание того, что их подстраховывает агент, укрытый в надежном месте в полной боевой готовности. Конечно, он не прослушивал радио постоянно, непрерывная связь быстро истощила бы блок питания. И если бы они запросили помощь, то агент не возник бы в тот же миг перед ними. Он ни в коем случае не мог рисковать, влияя на события, которые, быть может, еще не потекли по ложному руслу. Агент скорее предложил бы им какую-то уловку, чтобы выбраться из затруднений.

«Все закончится хорошо. Люди здесь милые, обаятельные. Да, мы выполняем жизненно важное задание, но почему бы слегка не расслабиться и не получить удовольствие?»

Лоренцо показывал им фрески — наивные, но живые изображения богов Олимпа. Сам он явно наслаждался картинами, хотя постоянно заверял, что подобное искусство приемлемо для христиан.

«Как жаль, что Лоренцо не родился в эпоху Ренессанса. Он по-настоящему человек того времени», — подумала Ванда.

Фресковая живопись сравнительно недавно вошла в моду.

— Мы, северяне, украшаем стены гобеленами, — заметил Вольстрап. — Они спасают нас от зимних холодов.

— Я слышал. Смогу ли я в один прекрасный день увидеть своими глазами весь удивительный мир, все сотворенное Господом? — вздохнул Лоренцо. — Как вы и ваша супруга выучили итальянский язык?

«Дело было так. У Патруля Времени есть одна штуковина…»

— Что касается меня, то я вел торговлю с ломбардцами на протяжении нескольких лет, — ответил Вольстрап. — Мой дом принадлежит к рыцарскому роду, и я совсем не торговец, но, будучи младшим сыном в семье, я должен был, по крайней мере, зарабатывать на жизнь. Как видите, я мало пригоден для военной карьеры, но в то же время слишком неугомонен для церковного поприща. Поэтому я надзираю за финансами и имуществом нашей семьи, которое включает поместье в предгорьях Рает.

Здесь об этих местах никто и не слышал.

— А жена моя, — продолжал Вольстрап, — обучилась языку за время паломничества: до Бари путь не близкий.

Какими бы скверными и опасными ни были дороги, путешествовать по морю в те времена было гораздо хуже.

— Она хотела научиться общаться с простым людом, с которым нам чаще всего приходилось иметь дело. Поэтому я нанял учителя-ломбардца, сопровождавшего нас в пути. На корабле, зная о возвращении домой через Италию, мы с женой на пару практиковались в языке.

— Какая редкость и наслаждение обнаружить недюжинный ум у женщины. Удивительна женщина, совершившая столь долгое и утомительное путешествие, тем более что дома, без сомнения, многие молодые люди тоскуют от любви к ней, а поэты слагают в ее честь стихи.

— Увы, у нас нет детей, которые привязали бы меня к родному очагу. К тому же я ужасная Грешница, — не удержалась от попытки спровоцировать его Ванда.

«Что это, проблеск надежды в его глазах?»

— Не могу поверить, моя госпожа, — сказал Лоренцо. — Скромность — ваша добродетель, одна из множества других, более ценных.

Он, должно быть, быстро понял свою опрометчивость, поскольку повернулся к Вольстрапу с улыбкой на устах.

— Младший сын. Как я вас понимаю! Я тоже. Именно поэтому я взялся за меч и завоевал себе скромную славу.

— По дороге сюда слуги вашего отца много рассказывали о том, как доблестно вы сражались, — ответил патрульный. Он не кривил душой. — Мы были бы счастливы услышать от вас подробности.

— В конце концов все оказалось понапрасну. Два года назад Роджер Сицилийский наконец завоевал то, к чему так стремился, предложив семь лет перемирия, которое, по-моему, затянется настолько, сколько будет осквернять землю этот дьявол. Теперь он пребывает в покое и благополучии.

— Лоренцо буквально источал горечь. — Однако нас ждут другие походы, во имя Господа. Какая вам радость выслушивать набившие оскомину повествования о войнах с Роджером? Лучше расскажите, как обстоят дела в Иерусалиме.

Беседуя и осматривая дом, они вошли в залу, где на полках покоились маленькие бочонки, а на столе стояло несколько кубков. Лоренцо просиял.

— Наконец-то! Покорнейше прошу садиться, друзья!

Усадив Ванду на скамью, он выглянул в заднюю дверь и крикнул слугу. На зов явился мальчик, и Лоренцо приказал принести хлеб, сыр, оливки, фрукты. Вино разливал сам хозяин.

— Вы слишком добры к нам, синьор, — сказала Ванда, а про себя подумала: «Чересчур. Я знаю, что у него на уме, а ведь всего несколько дней до свадьбы осталось».

— Нет, это вы меня облагодетельствовали, — настаивал Лоренцо. — Два года я промаялся в праздности. Вы и ваши новости подобны свежему ветру.

— Воображаю, какая скука после ваших былых приключений, — поддакнул Вольстрап. — Мы слышали легенды о вашей отваге в Риньяно, когда герцог Райнальф обратил сицилийцев в бегство. Не чудо ли спасло вашу жизнь в тот день битвы?

Лоренцо вновь помрачнел.

— Победа потеряла смысл, поскольку нам не удалось схватить Роджера. Зачем тревожить память?

— О! Я так жаждала услышать эту историю из первых уст, от самого героя битвы, — проникновенно молвила Ванда.

Лоренцо засиял.