Патруль времени

На вид Гизго было лет сорок пять; невысокий, жилистый, обветренное лицо с большим носом светилось живостью. За годы, проведенные на море, он из матроса сделался рулевым — квалифицированная и высокооплачиваемая работа. За те же годы его закадычным друзьям до смерти надоело слушать о приключившейся с ним удивительной истории, и большинство из них считали, что это просто очередная небылица.

Эверард по достоинству оценил фантастическую ловкость проведенного Пумом дознания, методика которого заключалась в хождении по питейным заведениям, где он выуживал у матросов, кто какие байки рассказывает. Самому ему нипочем не удалось бы этого сделать: матросы вряд ли бы доверились чужестранцу, тем более царскому гостю. Как все здравомыслящие люди на протяжении долгой истории человечества, средний финикиец считал, что от правительства лучше держаться подальше.

Им повезло, что в самый разгар мореходного сезона Гизго оказался дома. Впрочем, тот уже достиг достаточно высокого положения и накопил немало богатств, чтобы не испытывать более судьбу в длительных экспедициях, порой трудных и опасных. Его корабль ходил теперь лишь до Египта и часто стоял на приколе в гавани.

Откинувшись на подушках в одной из комнат своего уютного жилища — аж на пятом этаже редкого по тем временам высокого каменного здания, — Гизго охотно делился с гостями рассказами о своей жизни. Время от времени появлялись две его жены с напитками и фруктами. Окно комнаты выходило во двор, где между глинобитными стенами висело на веревках белье. Однако воздух был свеж и чист. Солнце заглядывало в окно, играя бликами среди многочисленных сувениров, что Гизго привез из дальних странствий, — чего тут только не было: миниатюрный вавилонский херувимчик, флейта из Греции, фаянсовый гиппопотам с берегов Нила, иберийский амулет, бронзовый кинжал в форме узкого листа из северных земель… Эверард тоже сделал моряку подарок — увесистый слиток золота, и тот сразу стал намного словоохотливее.

— Да, — говорил Гизго, — ужасное было плавание, это уж точно. Время года паршивое, вот-вот равноденствие наступит, а тут еще эти самые «синимы» неизвестно откуда взялись. Я как чувствовал, не к добру это. Но мы были молоды — вся команда, от капитана до последнего матроса — и решили зазимовать на Кипре, там вина крепкие, а девушки — ласковые. Ну и заплатили нам эти «синимы» неплохо, да. Столько металла предложили, что мы были готовы показать кукиш самой смерти и спуститься в ад. С тех пор я стал мудрее, но не скажу, что счастливее, так вот. Я все еще проворен, но чувствую, что зубы мои источились, и поверьте, друзья мои, быть молодым лучше. — Он состроил знак для отвода дурных сил и добавил:

— Погибшие в пучине морской, пусть ваши души покоятся в мире. — Затем взглянул на Пума. — Знаешь, парень, один из них был здорово похож на тебя. Я даже испугался, когда тебя увидел. Как же его звали… Адиятон, кажется… Да, вроде. Может, это твой дед?

Пум пожал плечами: кто знает?

— Я принес жертвы за них, да, — продолжил Гизго, — и за свое спасение. Всегда помогай своим друзьям и плати долги, и тогда боги не оставят тебя в трудную минуту. Меня вот спасли… Сплавать на Кипр — дело, мягко говоря, непростое. Лагерь не разобьешь, всю ночь в открытом море — а иногда и не одну, если ветер плох. А в тот раз… в тот раз вообще… Едва земля скрылась из виду, налетела буря, и хоть мы и вылили на волны все масло, нам это мало помогло. Весла на воду, и держать, держать нос к волне! Руки отрываются, но надо грести, еще и еще. Темно, как у свиньи в брюхе, ветер воет, дождь хлещет, нас швыряет как щепку, соль глаза ест, губы потрескались, болят дико… Ну как тут грести в лад, когда за ветром даже барабана не слышно?..

Но потом смотрю, на мостике стоит главный этих «синимов», плащ с него ветром чуть не срывает, а он лицо запрокинул и смеется. Представляете, смеется! Не знаю уж, смелый он такой или по глупости не понимал, в какой мы опасности, а может, просто лучше меня знал морское дело. Много позже, в свете добытых с таким трудом знаний, я понял, что чуточку везения — и мы бы победили шторм. Корабль был добротный, и команда знала свое дело. Однако боги — или демоны — распорядились иначе… Ни с того ни с сего вдруг как громыхнет! И молния такая — я чуть не ослеп. Весло выронил — да и не я один. Как-то еще сумел поймать его, прежде чем оно выскользнуло между уключин. Наверное, это и спасло мне зрение, потому что, когда сверкнуло во второй раз, я не смотрел вверх… Да, нас поразило молнией. Дважды. Грома я во второй раз не слышал, но, может быть, рев волн и свист ветра заглушили его. Когда ко мне вернулось наконец зрение, я увидел, что мачта у нас пылает, как факел.