— Я отправлюсь и туда, и куда тебе будет угодно послать меня, чтобы служить, не жалея своих сил… Если только ты не велишь мне нарушить ту клятву, что я произнес на берегу Эйна.
— Это… — Краска вспыхнула и погасла на ее лице. — Это было так давно.
— По мне, так я произнес ее вчера. Никакого мира с римлянами. Воевать, пока я жив, а после смерти преследовать их по дороге в ад.
— Найэрда могла бы освободить тебя от этой клятвы.
— Я никогда не смогу освободить себя сам. — Словно тяжелым кузнечным молотом Хайдхин добивал ее. — Или прогоняй меня навсегда, или поклянись, что не будешь требовать от меня мириться с Римом.
Она покачала головой.
— Я не могу сделать этого. Если они предложат нам, нашим соплеменникам, всем нашим народам свободу…
Он обдумал ее слова, прежде чем сдержанно ответить:
— Ну, если будет так, прими от них свободу. Тебе, я думаю, можно.
— Сама Найэрда желает этого. Она ведь не какой-нибудь кровожадный ас.
— Хм, раньше ты говорила другое, — усмехнулся Хайдхин. — Я не жду, что римляне с готовностью откажутся от налогов с западных племен и позволят им уйти прочь. Но если такое случится, тогда я соберу всех, кто захочет следовать за мной, и поведу их сражаться на землях Рима, пока не паду под мечами легионеров.
— Пусть смерть обходит тебя стороной! — воскликнула Эдх.
Он положил руки ей на плечи.
— Поклянись мне, призови Найэрду в свидетели, что будешь проповедовать войну до конца, пока Рим не оставит эти земли или… или, по крайней мере, пока я не умру. Тогда я выполню все, что ты пожелаешь, честное слово, буду даже оставлять в живых захваченных в плен римлян.
— Если таково твое желание, пусть будет так, — вздохнула Эдх. Она отступила от него и уже командным тоном добавила: — Пойдем в святилище, в таком случае, отдадим нашу кровь земле, а слова ветрам, чтобы закрепить клятву. Отправишься к Берманду завтра же. Время наступает нам на пятки.
Когда-то город назывался Оппитум Убиорум. Город убиев — так называли его римляне. Вообще-то германцы не строили городов, но убии на левом берегу Рейна находились под сильным влиянием галлов. После покорения их Цезарем они вскоре вошли в состав Империи и, в отличие от большинства своих соплеменников, были довольны этим: торговали, учились, открывали для себя внешний мир. В правление Клавдия город стал римской колонией и был назван в честь его жены. Страстно желая латинизации, убии переименовали себя в агриппинцев. Город разрастался. Позже он станет Кельном — Колоном для англичан и французов, — но это в далеком будущем.
А в эти дни площадь под его массивными, римской постройки стенами бурлила. От многочисленных лагерных костров поднимался дым, над кожаными палатками развевались варварские знамена, шкуры и одеяла так и валялись, где их оставили те, кому негде было ночевать. Ржали и стучали копытами лошади. Скот мычал и блеял в загонах, ожидая ножа мясника, отправляющего туши на прокорм армии. Мужчины бесцельно бродили взад и вперед: дикие воины из-за реки, галльский сброд с этой стороны. Поспокойнее вели себя вооруженные иомены note 70
из Батавии и их ближайшие соседи, а ветераны Цивилиса и Классика всегда отличались своей дисциплиной. Отдельно кучковались унылые легионеры, которых пригнали сюда из Новезия. По пути они подвергались таким злобным насмешкам, что в конце концов их кавалерия послала всех подальше, отказалась от клятвы верности империи галлов и умчалась на юг под знамена Рима.Отдельно у реки стояла небольшая группа палаток. Ни один из мятежников не осмеливался приближаться к ним без дела ближе чем на несколько ярдов, а если приближались, то вели себя тихо. Часовые бруктеров несли вахту с четырех сторон, но только как почетная стража. Отпугивал всех ржаной сноп на вершине высокого шеста с привязанными к нему прошлогодними яблоками — сухими и сморщенными — знак Нерхи.
— Откуда ты сам? — спросил Эверард.
Хайдхин уставился на него, затем процедил в ответ:
— Если ты пролагал свой путь сюда с востока, как говоришь, то должен знать. Ангриварии помнят Вел-Эдх, лангобарды, лемовии и остальные — тоже. Разве никто из них ничего не сказал тебе о ней?
— С тех пор прошло много лет.
— Я знаю, что они помнят Вел-Эдх, потому что до нас доходят вести о них через торговцев, путников и воинов, недавно прибывших к Берманду.
Облако накрыло тенью грубую скамью возле палатки Хайдхина, где сидели мужчины. Затмив черты лица, тень сделала его проницательный взгляд еще острее. Ветер принес клуб дыма и звон железа.
— Кто ты на самом деле, Эверард, и что тебе надо здесь, у нас?
«Умный, черт, и фанатичный до предела», — понял патрульный и быстро произнес:
— Я хотел сказать, что меня поразило, как долго ее имя живет среди дальних племен.
— Хм. — Хайдхин слегка расслабился. Правой рукой, которую он постоянно держал возле рукояти меча, Хайдхин поплотнее запахнул черные одежды от ветра. — Меня удивляет, почему ты следуешь за Бермандом, если не желаешь идти к нему на службу?
— Я уже говорил тебе, мой господин.