День клонился к вечеру. Задувал пронизывающий ветер, поднимались к небесам, заволакивая багровое солнце, клубы дыма. Посреди двора валялись тела погибших. Рядом с Эрманарихом, который гордо восседал на своем коне, стояла ошеломленная Сванхильд; ее стерегли двое королевских ратников. Она как будто не понимала, что происходит; должно быть, ей казалось, что она грезит, грезит наяву.
Рандвара швырнули наземь перед королем. Тот усмехнулся.
– Ну, что скажешь в свое оправдание?
Рандвар вскинул голову.
– Что не нападал тайком на того, кто не причинил мне никакого зла.
– Да? – Пальцы короля – он поглаживал бороду – побелели. – А разве пристало слуге злоумышлять на господина? Разве пристало ему подстрекать к неповиновению?
– Я ничего такого не делал, – пробормотал Рандвар с запинкой. Слова вставали колом в его пересохшем горле. – Я всего лишь оберегал честь и свободу готов…
– Изменник! – воскликнул Эрманарих и разразился напыщенной речью. Понурый Рандвар, похоже, и не пытался прислушаться к ней.
Заметив его безразличие, Эрманарих замолчал.
– Ладно, – сказал он чуть погодя. – Повесить его, как вора, и оставить на потеху воронью.
Сванхильд вскрикнула. Бросив на нее опечаленный взгляд, Рандвар ответил королю так:
– Если ты повесишь меня, я отправлюсь к моему предку Водану. Он отомстит за меня…
Эрманарих пнул его в лицо.
– Кончайте! – распорядился он.
Дружинники перекинули веревку через выдававшееся из-под крыши амбара стропило, надели на шею Рандвару петлю – и дернули. Он долго бился в петле, но наконец затих.
– Скиталец посчитается с тобой, Эрманарих! – крикнула Сванхильд. – Я проклинаю тебя проклятием вдовы и призываю на тебя, убийца, месть Водана! Скиталец, уготовь ему самую холодную пещеру в преисподней!
Гройтунги вздрогнули, схватились за талисманы, принялись чертить в воздухе охранительные знаки. Эрманариху тоже как будто стало не по себе, но тут подал голос Сибихо:
– Она зовет своего бесовского праотца? Так убейте ее! Полейте землю кровью, какая течет у нее в жилах!
– Верно, – согласился Эрманарих и отдал приказ.
Страх вынудил воинов поторопиться. Те, кто держал Сванхильд, повалили ее и оттащили на середину двора. Она мешком упала на камни. Понукаемые всадниками, издавая громкое ржание, к ней приблизились кони. Мгновение-другое – и по камням расплылось кровавое месиво, из которого торчали обломки костей.
Наступила ночь. Воины Эрманариха, празднуя победу, пировали во дворце Рандвара до утра; с рассветом они отыскали сокровище и забрали его с собой. Мертвый Рандвар глядел им вслед, покачиваясь на веревке над обезображенным телом Сванхильд.
Люди поспешно похоронили молодого вождя и его жену. Большинство гройтунгов дрожало от ужаса, но были среди них и такие, кто поклялся отомстить, а узнав о случившемся, к ним присоединились все до единого тойринги.
Братья Сванхильд не помнили себя от горя и ярости. Ульрика внешне сохраняла спокойствие, но сделалась молчаливей прежнего. Однако, когда нужно было сделать выбор и принять решение, она отозвала сыновей в сторонку и принялась в чем-то убеждать их.
Ближе к вечеру они втроем вошли в залу Хеорота.
– Мы решились, – сказал Хатавульф, – нашему терпению настал конец. Да, король будет ждать нападения, но, если верить очевидцам, его отряд едва ли превосходит численностью тех, кто собрался ныне в доме правителя тойрингов. Затаиться же означает дать Эрманариху время, на которое тот, без сомнения, рассчитывает, – время, чтобы покончить с любым возжелавшим свободы остготом.
Воины отозвались на слова Хатавульфа радостными криками. Юный Алавин кричал чуть ли не громче всех. Вдруг распахнулась дверь, и на пороге появился Скиталец. Велев последнему из сыновей Тарасмунда оставаться в Хеороте, он развернулся и скрылся в ветреной ночи.
Ничуть не устрашенные, Хатавульф и Солберн в сопровождении своих людей на рассвете выступили в путь.
1935 г.
Я бежал домой, к Лори. На следующий день, когда я возвратился с продолжительной прогулки, мне навстречу поднялся из моего кресла Мэнс Эверард. От дыма, исходившего от его трубки, першило в горле и щипало глаза.
– Вы? – искренне изумился я.
Примерно одного со мной роста, но шире в плечах, он буквально нависал надо мной – черный силуэт на фоне окна за спиной. Лицо его ничего не выражало.
– С Лори все в порядке, – успокоил он меня. – Я просто попросил ее поотсутствовать. Вам и без того несладко, чтобы еще переживать за нее. – Он взял меня за локоть. – Садитесь, Карл. Я так понимаю: из вас выжали все соки. Не хотите ли пойти в отпуск?
Рухнув в кресло, я уставился на ковер под ногами.
– Надо бы. Конечно, я с удовольствием, но сначала… Господи, до чего же мерзко!..
– Нет.
– Что? – Я недоуменно посмотрел на Эверарда. Он возвышался надо мной, расставив ноги и уперев руки в бока. – Говорю вам, я не могу.