Патруль времени

— Другие звезды! — говорит он. — Бог мой!

Но тут же берет себя в руки.

— Почему тебя оставили на планете?

— А кто мог заставить… — говорю я.

И замолкаю. Мой центр восприятия уже получил ответ на его вопрос.

— Да, но ведь я… должен наблюдать и регистрировать…

Я опять замолкаю, вне себя от изумления. Мне кажется невероятным, что я получил доступ к информации, которая так долго была скрыта в ячейках моей памяти.

— Почему ты не выполнил данных тебе инструкций? — резко спрашивает Граннитт.

— Инструкций?! — восклицаю я.

— Ты можешь вспомнить! — повторяет он.

Не успел он произнести эти, по-видимому, магические слова, как в моем мозгу вспыхивает ответ: метеоритный дождь. Внезапно я вспоминаю, как мириады метеоритов — их число превышает мои возможности справиться с ними — пробивают мою защиту. Три жизненно важных для меня попадания.

Я не объясняю этого Граннитту и Анне Стюарт. Мне вдруг становится ясно, что когда-то я служил людям и свободу получил только после того, как поток метеоритов нарушил схемы определенных контрольных центров.

Но для меня важна моя настоящая свобода, а не прошлая рабская зависимость. Автоматически я отмечаю, что управляемая ракета находится в трех минутах полета от цели. Мне пора уходить.

— Еще один вопрос, — говорит Граннитт. — Когда тебя переместили на другую сторону долины?

— Примерно через сто лет, если брать отсчет времени от настоящего, — отвечаю я. — Пришли к выводу, что скальное основание, которое находится на этой стороне…

Он иронически смотрит на меня.

— Вот именно, — говорит он. — Интересно, не правда ли?

Мои интегральные схемы уже подтвердили мне правоту его слов. Мозг и я — одно и то же, только с разницей в тысячи лет. Если Мозг будет уничтожен в двадцатом веке, я перестану существовать в тридцатом. Или не перестану?

У меня нет времени, которое понадобится компьютерам, чтобы ответить на столь сложный вопрос. Одним синхронизированным движением я активизирую предохранители на атомной боеголовке ракеты и посылаю ее на пустынные холмы к северу от деревушки. Она зарывается в почву, не причинив никакого вреда.

— Ваше открытие, — говорю я, — просто означает, что теперь я буду относиться к Мозгу как к союзнику и сделаю все возможное, чтобы спасти его от вас.

Не переставая говорить, я как бы случайно подхожу к Анне Стюарт, протягиваю руку, касаясь ее, и одновременно направляю поток электрической энергии. Через мгновение от нее останется лишь кучка пепла.

Но ничего не происходит. Никакого энергетического потока нет. Я стою, не веря в происходящее, и напряженно жду, когда компьютеры сообщат мне о причине неудачи.

Но вычислительные центры безмолвствуют.

Я бросаю взгляд на Граннитта. Вернее, на то место, где он только что находился. Его там нет.

Анна Стюарт, по-видимому, поняла, что со мной происходит.

— Это произошло благодаря способности Мозга перемещаться во времени, — говорит она. — В сущности говоря, это единственное преимущество, которое у него есть перед тобой. Мозг отправил Билла… мистера Граннитта в прошлое, так что он не только проследил за твоим прибытием сюда, но и отправился на машине в твой коттедж и, следуя указаниям Мозга, стал господином положения. Сейчас он уже наверняка отдал команду, которая заблокировала тебя от компьютеров.

— Он не знает, какая это команда, — говорю я.

— Знает, — уверенно заявляет Анна Стюарт. — Он почти всю ночь занимался тем, что встраивал в Мозг схемы команд, и теперь они должны автоматически управлять тобой.

— Только не мной, — говорю я.

Но, едва произнеся эту фразу, я устремляюсь вниз по каменным ступеням, по дорожке, к проходной. Охранник что-то кричит мне вслед. Я бегу по шоссе, не обращая внимания.

Я пробегаю примерно полмили, когда неожиданная мысль приходит, словно озаряет меня: впервые за всю историю моего существования я отрезан от информационных центров и компьютеров какой-то посторонней силой! В прошлом я отсоединял себя только сам и отправлялся куда угодно, твердо зная, что мгновенно могу восстановить необходимую связь.

Сейчас это невозможно.

Осталась только часть меня — та, что бежала сейчас по шоссе. Если и ее уничтожат, мне конец.

«В такие минуты, — думаю я, — человек испытывает отчаяние, страх».

Я пытаюсь вообразить, какую форму должна принять такая реакция, и на мгновение мне кажется, будто я чисто физически ощущаю какое-то подобие волнения.

Такая реакция меня не устраивает, и я продолжаю бег.

Пожалуй, впервые я пытаюсь исследовать себя с точки зрения человеческого существа, каким сейчас являюсь. Вне всякого сомнения — я очень сложный феномен. Создав себя гуманоидом, я автоматически промоделировал человека — как внутренне, так и внешне: псевдонсрвы, псевдоорганы, мышцы, скелет — все это есть во мне, потому что куда легче следовать уже готовому образцу, чем создавать что-то новое.