Патрульные Апокалипсиса

– Для нас с вами, капитан, их наряды полностью не подойдут, но ручаюсь, мы могли бы втиснуться в эту идиотскую форму – поверх нашей одежды. Даже в рубашки – здесь же темно.

– Черт побери, – медленно сказал Диец. – В этом что-то есть. При этом освещении они будут большим камуфляжем, чем то, что на нас.

– D'ep^eche-toi – быстрее! – сказал Первый, и они со своим коллегой, наклонившись, стали стаскивать с трупов заляпанную кровью нацистскую форму.

– Есть одна проблема, – вмешался капитан, и все посмотрели на него. – Я говорю по-немецки, они говорят, а вы нет, К.О.

– Я не собираюсь ни с кем играть в бридж или выпивать.

– А если нас, скажем, остановят? Эти клоуны здесь не единственные, уж поверьте, и тогда темнота не поможет.

– Одну минуту, – сказал Второй. – Мсье Лэтем, вы можете произнести слово «Halsweh»?

– Конечно, халзфэй.

– Еще раз, К.О., – сказал Диец, одобрительно кивая французу. – Отлично, ребята… Halsweh, повторите.

– Халзвэй, – пробормотал Лэтем.

– Сойдет, – сказал спецназовец. – Если нас остановят, говорить буду я. Если обратятся прямо к вам, закашляйтесь, схватитесь за горло и выдавите из себя слово «Halsweh», понятно?

– Не понятно, что это.

– «Горло болит» по-немецки, мсье. Кругом пыльца. У многих болит горло и глаза слезятся.

– Спасибо, Второй, потребуется врач – вас вызову.

– Да ладно вам. Одевайтесь.

Через четыре минуты Лэтем и Диец достаточно уподобились нацистским часовым, несмотря на неряшливость их одежды и пятна крови. Они бы никого не обманули при ярком свете, но в тени и полутьме их уловка могла сработать. Отбросив немецкие полуавтоматы, они заменили их своим оружием с глушителем, переключив со скорострельности на режим одиночного выстрела на тот случай, если обстановка потребует убрать одного нациста.

– Позовите кто-нибудь Витковски, – приказал Дру. – Прокаркайте разок, как ворона, но берегитесь, а то крюк попадет на шею. Турист из него неважный.

– Я пойду, – сказал Диец, направляясь к выходу из кабинки.

– Нет, не вы, – возразил Лэтем, останавливая спецназовца. – Увидит на вас эту форму и снесет вам голову. Пойдет Первый. Он с ним много говорил во время нашей встречи сегодня, и полковник его узнает.

– Oui, мсье.

Через девяносто шесть секунд в дверях кабинки появилась представительная фигура Стэнли Витковски.

– Смотрю, вы время зря не теряли, – сказал он, взглянув на два раздетых трупа. – Зачем эти дурацкие костюмы?

– Мы отправляемся на охоту, Стош, а ты остаешься здесь с нашими французскими приятелями. Прикройте нас с тыла, наша жизнь будет зависеть от вас троих.

– Что вы собираетесь делать?

– Начать поиски, что ж еще?

– Я подумал, вы можете это прихватить с собой, – сказал Витковски, вытаскивая из карманов пиджака большую сложенную бумагу и весьма бесцеремонно раскладывая ее на спине одного из трупов. Он включил фонарик – это был уменьшенный план замка «Орлиное гнездо». – Я попросил Клоша сделать это для меня в Париже. По крайней мере, не будете охотиться вслепую.

– Сукин ты сын, Стэнли! – Дру с благодарностью посмотрел на Витковски. – Опять тебе нужно было меня обставить. Все эти разрозненные страницы собраны воедино. Как тебе удалось?

– Ты хорош, хлопчик, но отстаешь от времени. Тебе просто нужно немного помощи от старых мастодонтов, вот и все.

– Спасибо, Стош. С чего начнем, подскажи?

– Оптимально было бы взять заложника и узнать все, что можно. Тут недостаточно плана двухгодичной давности на листе бумаги.

Лэтем засунул руку под черную нацистскую рубашку и вытащил радио.

– Карин? – прошептал он, нажав на передачу.

– Где вы? – ответила де Фрис.

– Внутри.

– Знаем, – вмешался лейтенант, – мы наблюдали за небольшими учениями, которые устроили наши новобранцы. Вы еще у бассейна?

– Да.

– Что вам нужно? – спросила Карин.

– Хотим взять пленного и допросить его. Не видно каких-нибудь теплых тел?

– Снаружи нет, – ответил Энтони, – на кухне двое или трое; все время маячат мимо окна. – Что-то многовато суеты в такой час.

– Berchtesgaden,[176] – низким и глухим голосом произнес Витковски.

– Что? – спросил Диец, и все посмотрели на полковника.

– Повторение гитлеровского Berchtesgaden, где жеребцы обер-фюрера возились день и ночь со своими многочисленными любовницами, не зная, что Гитлер их прослушивает, выискивая изменников.

– Откуда ты знаешь? – спросил Дру.

– Из показаний на нюрнбергском процессе. Эта кухня не закроется; парням иногда нужна передышка, и они всегда голодные.

– Конец связи, – сказал Лэтем по радио и убрал его под рубашку. – О’кей, ребята, как нам вытащить кого-нибудь оттуда?

– Придется мне, – ответил Диец, включая фонарик и рассматривая план замка. – Кто бы там внутри ни был, они или немцы, или французы. Вы не говорите по-немецки, по-французски вас трудно понять, а другие одеты не так, как надо… Здесь, сбоку, дверь. Я просуну голову и попрошу чашку кофе, пусть мне кто-нибудь вынесет. По-немецки – оба часовых были немцы.

– А что, если они увидят, что вы не тот самый часовой?

– Скажу, он заболел, и я его заменяю. Поэтому-то мне и нужен кофе, я еще полусонный.