Патрульные апокалипсиса

— Некоторые разведывательные операции не входят в вашу компетенцию, господин посол, — ответил Витковски. — Для того, чтобы вы, сэр, могли при случае все отрицать.

— Знаете, полковник, подобное заявление звучит просто неприлично. С каких это пор, будь то обычная разведка или военная, проводящие любые секретные операции не должны находиться под контролем Госдепартамента?

— Для того, сэр, и учредили отдел консульских операций, — ответил Дру. — Его цель — согласовывать действия Госдепартамента, администрации и разведывательных служб.

— Вот уж не сказал бы, что вы что-либо согласовывали.

— В кризисных ситуациях мы не можем себе позволить бюрократических проволочек, — жестко сказал Лэтем. — И мне плевать, если из-за этого я потеряю работу. Мне нужен человек, вернее, те люди, что убили моего брата, потому что они распространяют заразу, которую надо остановить — и отнюдь не бюрократическими спорами.

Кортленд помолчал, откинувшись на спинку стула, и наконец спросил:

— А вы, полковник?

— Я всю жизнь солдат, но сейчас должен субординацией пренебречь. Не могу дожидаться, пока конгресс объявит войну. Мы ужев состоянии войны.

— А вы, миссис де Фрис?

— Я отдала вам мужа, чего еще вы хотите? Посол Дэниел Кортленд нагнулся вперед, массируя обеими руками лоб.

— Как дипломат, я всю жизнь шел на компромиссы, — сказал он. — Может, самое время остановиться?

Он поднял голову.

— Меня могут понизить в должности и услать в Тьерра-дель-Фуэго, но я даю вам свое добро, жулики вы этакие. Потому что вы правы: бывают ситуации, когда медлить нельзя.

Троих «жуликов» доставили к суперкомпьютеру, находившемуся тридцатью футами ниже подвалов. Он был огромным и устрашающим — всю стену в десять футов длиной закрывал толстый стеклянный щит, за которым вращались десятки дисков. Они то крутились, то вдруг резко останавливались, вбирая информацию из поднебесья.

— Привет, я Джек Роу, один из глубинных гениев подземелья, — улыбнулся обаятельный, с соломенными волосами мужчина лет тридцати. — Мой коллега, если он трезв, будет здесь через несколько минут. Он приземлился в Орли полчаса назад.

— Мы не думали застать здесь пьяниц! — воскликнул Витковски. — Дело очень серьезное!

— У нас все дела серьезные, полковник. Да, я знаю, кто вы, это стандартная рабочая процедура. И кто вы, К.О., и кто эта леди, которая, наверно, могла бы возглавить НАТО, будь она мужчиной и в военной форме. Для нас нет секретов — все они на дисках.

— Можем мы до них добраться? — спросил Дру.

— Только когда появится мой приятель. Видите ли, у него второй код, который мне знать не положено.

— Ради экономии времени, — сказала Карин, — не могли бы вы сличить данные из моего офиса с датами, которые я помню?

— В этом нет необходимости. Вы даете нам даты, и все, что вы в те дни записывали, появится на экране. Этого нельзя ни изменить, ни стереть, даже если б вы захотели.

— Мне не нужно ни того, ни другого.

— Это радует. А то, когда босс вытащил меня сюда в такой спешке, я уж подумал, не приключилось ли чего-либо вроде происшествия со знаменитой Розмари Вуд, о которой мне доводилось читать в книгах по истории.

— По истории?! -возмущенно поднял брови Витковски.

— Ну, мне было шесть или семь, когда все это произошло, полковник. Может, слово «история» и не к месту...

— Готов свинью поцеловать.

— Интересная фраза, — заметил молодой светловолосый оператор. — Исконные лингвистические корни диалектизмов для меня нечто вроде хобби. Так вот, это выражение или ирландское, или центрально-европейское, а может, славянское, где sus scrofa — свиньи или барашки — считались ценной собственностью. Фраза «надеюсь поцеловать свинью» говорила, что человек — собственник, это было фактически символом статуса. Если же использовалось слово «своя», то есть «своя свинья», это значило, что он очень богат или надеется вскоре разбогатеть.

— Это вы из памяти компьютера извлекаете подобную информацию? — изумился Лэтем.

— Знали бы вы, какую груду побочной информации хранят эти пташки. Я как-то раз установил, что латинская песня, религиозное песнопение, восходит к языческому культу на Корсике.

— Все это очень интересно, молодой человек, — прервал его Витковски, — но нас больше интересуют быстродействие и точность.

— Вы получите и то, и другое, полковник.

— Между прочим, — сказал Витковски, — это выражение из польского языка.

— Не уверена, — возразила Карин. — Я думаю, у него галльские корни, оно из ирландского диалекта.

— А мне на это наплевать! — взорвался Дру. — Будь добра, займись днями, временными промежутками, вспоминай их, Карин!

— Я уже вспомнила, — ответила де Фрис, открывая сумочку. — Вот они, мистер Роу.

Она подала оператору вырванный из блокнота листок бумаги.

— Они все вразброс, — заметил эксперт, неравнодушный к поговоркам.

— Они идут по порядку, это все, что мне удалось вспомнить.

— Это не проблема для самой большой пташки во Франции.

— Почему вы называете ее пташкой? — спросил Лэтем.

— Потому, что летит в небо безграничной памяти.

— Простите за нелепый вопрос.