Пацан

— Сходи до ветру и потопаем дальше. Завтракать нам нечем, воды нет. Всухомятку этот концентрат жрать — всё равно что цемент. В желудке бетон и срёшь кирпичами. Так что лучше поголодать денёк, поверь. И не надо на меня смотреть жалобно, ты вчера больше съел! Ничего, до реки дойдём, будет у нас воды хоть топись. Готов? Тогда мотай обмотки. Сам, сам, пробуй. Нет, не так, вспоминай — угол сюда, полотно сюда… Вот, уже стало получаться. Давай поправлю — здесь плотнее надо и конец заправить. Простыни забираем, из них как раз отличные портяночки выйдут. Да и одеяло я скатаю, оно тоже пригодится. Не везде нас будет ждать кровать, спальник один, а пинаешься ты во сне, как кенгуру-каратист. Да, да, ты не знаешь, кто такие кенгуру и каратисты. Кенгуру — это такие звери у нас, навроде тушканчика, только ростом с полтора тебя. Не сильно опасные, но пнуть могут так, что жопа отвалится. А каратисты, хотя пнуть могут не хуже, но… Это такие люди, которые… Чёрт, да как же тебе объяснить-то? У вас ничего похожего не было. Ноль насилия. Армии нет, оружия нет, войны нет, полиция старушек через дорогу переводит. Со мной и то не знали, что делать, заперли от греха и ключ выбросили. Если бы стены не упали, так бы и сидел. Так что у вас, разумеется, никаких контактных единоборств агрессивнее шахмат. Это теперь агрорадиус, лишний шаг — и клочки по закоулочкам, а до того все зайчики были сплошь, с розовыми трогательными ушками. Я про вас теперь много знаю, потому что у меня в камере был телевизор, библиотечный абонемент и бездна свободного времени. Хорошая у вас тюряга, говорю же. Как пансионат для дефективных. Так вот, каратисты. У нас, пацан, всё было с точностью до наоборот. Культ насилия. На словах все призывали к миру, но даже в кино добро было с пулемётом наперевес и оскалом защищающего пальму бабуина. Любой вопрос мира решался войной, любой вопрос имущества — грабежом, а лучшая самка доставалась тому, у кого самый большой кулак, закрепляя тенденцию в генах. Поэтому у нас были люди, которые не умели нихрена, кроме как бить друг другу в рыло. Всю жизнь тренировались отоваривать соплеменника. Чтобы зубы веером, сопли пузырями, уши врастопыр и ласты слиплись. Некоторые достигали в этом таких успехов, что миллионы людей платили деньги, чтобы на них посмотреть. На учёных, писателей, инженеров и врачей всем плевать было, а когда два придурка с отбитыми мозгами друг друга метелят — население от экранов за уши не оттащишь. Целые фильмы снимали, где герои друг друга ногами с вертушки по щщам приветствуют и никакого больше сюжета. Миллиардные сборы те фильмы давали, кстати, не найти было человека, который такого кина не видал. Вот этих, которые ногой по лицу вместо «здрасте», каратистами и звали. Очень уважаемые были люди. Попробуй такого не уважь… Опа, а это что такое?

Ингвар остановился посреди улицы и придержал за плечо мальчика. Ровно по центру замусоренной дороги на остатках разделительной линии на небольшом ящике стоят ботинки. Детские жёлтые ботиночки, пыльные, но совсем новые.

— Это от кого такой щедрый подгон? Подозрительно, плешь меня заешь! Знаешь, бывал я в таких краях, где без сапёра к этаким подаркам судьбы не походят. Оно, конечно, здесь вам не тут, но всё же, всё же… Подай-ка мне вон ту длинную палку.

— Уф, всё-таки паранойя, — облегчённо вздохнул Ингвар после того, как сначала перевернул ящик палкой, а потом повалял ей в пыли обувь. — Нормальные ботиночки, без сюрпризов. А ну, примерь… А, чёрт, так и думал — малы. А жаль, тебе бы не помешали.

Ингвар поставил ботинки обратно на ящик, как было, и закричал:

— Эй, кто бы ты ни был! Спасибо! С размером ты не угадал, но я ценю намерение. Вот тебе отдарок, два пакетика каши со вкусом бигодима, что бы это ни значило. Надеюсь, тебе нравится бигодим. Оставлю здесь, на ботинках. Не прими за обиду, неведомый даритель, может, кому ещё пригодятся!

Он засунул по пакетику с концентратом в каждый ботинок, и, приложив руку к груди, поклонился куда-то в сторону развалин.