Пацанские истории (СИ)

- Давайте организуем ему концерт. Наверняка у вас тут есть аудитория, где можно в несколько рядов поставить стулья, усадить его она табурет вместе с гитарой, пригласить его родственников, и пусть они послушают. Возможно, ему будет приятно наше внимание, ваше... вы верите, что ему можно помочь?

- Что ж... Если его родители не против, то почему бы и нет.

- Вы поговорите с ним?

- Да, безусловно, не беспокойтесь... Вы ему дальний родственник?

- Я его друг...единственный друг.

Доктор свое слово сдержал. Пришло руководство лечебницы, родные Андрея, ну и конечно же я. Не прийти было бы настоящим преступлением. Он вышел на сцену в брюках и рубашке, достал из черного тряпичного чехла свою гитару и уселся на табурет. Я переживал за него больше, чем он сам. Он был спокоен на вид, то ли из за успокоительных, которыми его тут пичкают, то ли сам по себе.

Он достал тетрадь, помятую, как из задницы, открыл ее и положил на пол. Он начал играть, иногда сбивая ритм, но в его словах была какая-то наивность, детскость, душевность. Он пел песни про дружбу, про любовь, о которой сам мало что знал, про политику... Его мать смотрела и рыдала, санитарки улыбались, а я просто сидел и смотрел на этого солиста своей собственной выдуманной группы.

Когда я окончил институт, то переехал в Петербург, и Андрюшу я с тех пор больше не видел никогда. Да и вряд ли увижу. Но этот светлый человек навсегда останется в моей памяти. Надеюсь, он дал не один концерт.

Дождь с привкусом моря.

Я был весьма посредственным писателем, средних лет, тонувший в куче своего собственного говна, переживающим творческий кризис. Меня нигде не публиковали уже несколько лет, я жил с копейки на копейку, перебиваясь случайными заработками и время от времени получая авторские. Жена со мной развелась, аргументируя свою выходку тем, что я много пью и мало зарабатываю. Да, она была права. Я жалкое, лысеющее ничтожество, которому был дан огромный потенциал, но я его просрал, уничтожая себя выпивкой, да и время от времени употребляя наркотики.

Последние пару месяцев я в завязке, пытаюсь наладить жизнь, найти работу. Возможно даже вернуть семью, что вряд ли... но шанс есть даже у таких говнюков, как я.

Я устроился на местный телеканал в качестве журналиста, и в первый же день нажил врагов на новой работе. Свои волосатые яйца я начал подкатывать к жене редакторского отдела. Губа у меня не дура, вкус на женщин у меня всегда был хорош. Газон соседа всегда красивее чем твой, то же самое и с бабами. У меня всегда был дикий стояк на жен своих приятелей. Вечно заявятся в своих сексуальных платьях, которые обтягивали их фигуры, подчеркивая все самое лучшее, так и хотелось схватить за задницу, отвести в сортир и оттарабанить сучку, как следует. Моя жена была то же не второго сорта. Красотка с пышной грудью, которая была похожа на СальмуХайек, могла возбудить даже гея, но сами знаете, как это бывает, приедается свое... Ничего не поделать с этим. Так уж мы устроены. "Я еще успею тебя оттрахать", думал я про Жанну. Жену редактора.

Работенка у меня была так себе... Бессмысленная, бесконечная писанина о сборе урожая, новом говноспектакле, поставленном в облдрамтеатре, о новой велосипедной дорожке в центре города... Что тут у нас может быть интересного? Да ничего... Хоть бы убийство какое-то громкое, или ограбление банка. Но нет, просто одна пассивная хуйня.

Мое рабочее место было за дерьмовым компьютерным столом, окруженным кучей других компьютерных столов, за которыми сидели эти мудаки, думающие, что они что-то стоят, и их дешевые статьи в местной газетенке кому-то интересны. Газета, в которой печатали наши статьи, бесплатно разносили по хрущевкам, для пенсионерок, которые подтирали ими свои старые задницы. А молодые топили баню.

Я смотрел вокруг и думал: "Неужели так они собираются жить всю жизнь?". Как эти чуваки вообще не блюют от своей работы? Единственное, что заставляет меня вставать по утрам с постели и переться на дерьмоработу, так это наши пизденки, которые ходят в сексуальных юбках-карандаш, или в обтягивающих задницу брюках. Есть что-то сексуальное в офисной одежде, именно в женской. Мужики сидят в своих засаленных рубашках, растянутых в районе колен брюках, максимум кого они могут возбудить, так это одичалую бабу, которую не трахали около тридцати лет. А вот наши офисные женщины, это вопрос другой.

Я продолжал строить глазки Жанне, не смотря на то, что ее муж был моим непосредственным начальником. Противный еврей, которого, судя по всему, никто в коллективе не любил, просто все стеснялись озвучивать это вслух, при его супруге, которая была частью нашего коллектива.